Мотив преступления в драматургии XIX-XX вв.
БГУ (Белорусский государственный университет)
Диплом
на тему: «Мотив преступления в драматургии XIX-XX вв.»
по дисциплине: «Русская филология»
2020
251.00 BYN
Мотив преступления в драматургии XIX-XX вв.
Тип работы: Диплом
Дисциплина: Русская филология
Работа защищена на оценку "8" без доработок.
Уникальность свыше 70%.
Работа оформлена в соответствии с методическими указаниями учебного заведения.
Количество страниц - 63.
Поделиться
ВВЕДЕНИЕ
1 МОТИВ ПРЕСТУПЛЕНИЯ КАК ОБЪЕКТ ЛИТЕРАТУРОВЕДЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
2 ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ МОТИВА ПРЕСТУПЛЕНИЯ В РУССКОЙ ДРАМАТУРГИИ 19 ВЕКА
3 ТРАНСФОРМАЦИЯ МОТИВА ПРЕСТУПЛЕНИЯ В РУССКОЙ ДРАМАТУРГИИ 20 ВЕКА
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ
ВВЕДЕНИЕ
На протяжении всей истории развития человеческой мысли существует интерес к изучению проблемы преступления и наказания. Ярче всего она проявляется в те переходные моменты, когда некоторые устоявшиеся нормы поведения и духовные ценности сменяются чем-то новым, незнакомым, кажущимся хуже, чем было раньше. Социальную и нравственную утопичность общества можно найти во многих произведениях.
Мотив преступления в русской драматургии практически не изучен. Есть отдельные статьи, в которых лишь частично затронуты его аспекты. Этим обусловлена актуальность дипломной работы.
Мотив преступления в русской литературе является одним из знаковых, встречается во многих произведениях. Он достаточно сложен для рассмотрения, так как взаимосвязан с разными научными областями и сферами: психологией, уголовным правом, юриспруденцией, криминалистикой, медициной, экономикой, социологией и др. Мотив преступления также связан и с литературоведением, потому что напрямую влияет на анализ характера персонажей и их поступков, понимание всей картины произведения.
Первая половина XIX в. для российского права характерна активным развитием как науки, так и законодательства. При этом наиболее сильный импульс (справедливо оцениваемый как «прорыв» [1, с. 119]) правового развития общества связывается с известной фундаментальной систематизацией законодательства, завершившейся историческим Сводом законов Российской империи 1832 г., послужившим основой для последующих научных изысканий и совершенствования правоприменительной практики, которые, в свою очередь, сделали возможной последующий этап правового развития (следственная, судебная, земская и иные реформы 1860-х гг.). Уголовное судопроизводство в этом контексте не являлось исключением. Рассмотрим подробнее в его рамках институт доказательство по уголовным делам. Так, Я. И. Баршев писал, что «уголовный судья и следователь не могут, подобно судье гражданскому, собрание и приведение в известность доказательств, которые служат к раскрытию истины, предоставить лицам или сторонам, участвующим в деле; напротив, они сами необходимо должны заботиться о том, чтобы собрать все доказательства, как обвиняющие, так и оправдывающие подсудимого. Следователь стоит здесь против обвиняемого, как представитель государства, преследующего преступление; как обвинитель, действующий во имя его. Поэтому он должен доказать свое обвинение, должен собрать все возмoжные доказательства для того, чтобы в случае, ежели обвиняемый не представил доказательств, оправдывающих его и, по всему вероятию, нельзя уже будет получить от него признания, иметь законные причины для обвинения его и такое количество материалов и условий, чтобы можно было на основании их объявить его виновным» [2, с. 104].
Для начала нужно разобраться, что же собой представляет понятие мотив.
Мотив – «минимальный значимый компонент повествования, простейшая составная часть сюжета художественного произведения; второстепенная, дополнительная тема произведения, призванная оттенить или дополнить главную, основную» [21, с. 226]. (21. Тимофеев Л.И. Словарь литературоведческих терминов / Л.И. Тимофеев, С.В. Тураев. М.: Просвещение, 1974. 509 с.)
Развитием понятия мотив занимался А.Н. Веселовский. «Под "мотивом", – писал Веселовский, – я разумею формулу, отвечающую... на вопросы, которые природа всюду ставила человеку, либо закреплявшую особенно яркие, казавшиеся важными, или повторяющиеся впечатления действительности. Признак мотива – его образный одночленный схематизм; таковы неразложимые далее элементы низшей мифологии и сказки: солнце кто-то похищает (затмение), молния – огонь сносит с неба птица и т.д.» [3]. (3. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л., 1940. С. 494.
Цель работы – исследовать развитие мотива преступления в русской драматургии.
1 МОТИВ ПРЕСТУПЛЕНИЯ КАК ОБЪЕКТ ЛИТЕРАТУРОВЕДЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
На современном этапе развития науки можно отметить факт тесного взаимодействия филологии с другими гуманитарными дисциплинами: психологией, историей, социологией, политологией, философией. Благодаря такой интеграции в лингвистике сравнительно недавно появились пограничные научные направления – психолингвистика, социолингвистика, этнолингвистика, лингвокультурология и др.
Сейчас особенно заметным стало объединение гуманитарных наук не только с естественными и техническими, но и с правоведческими. Так,
в 90-ых гг. XX в. появилось новое научное направление – юрислингвистика. Правовая тематика активно проникает в гуманитарные дисциплины. Однако исследования в области интеграции литературоведения и юриспруденции остаются малочисленными даже несмотря на то, что на всём протяжении развития русской литературы прослеживался интерес авторов к юридической проблематике. В истории есть немало фактов, подтверждающих, что в определенные периоды связь литературы и права становится особенно актуальной.
В юридической литературе существуют различные точки зрения относительно понятия мотив преступления. Вот одно из них:
Мотив преступления – «осознанное побуждение человека к конкретному преступлению, источник действия, его движущая сила, и, чтобы стать таковым, мотив должен в зависимости от определенных обстоятельств сформироваться» [1, с. 441].
В художественной литературе большое внимание уделено такому виду преступления как убийство, которое всегда находило отражение в произведениях не только русских, но и зарубежных писателей.
Убийство «преступное, умышленное или по неосторожности, лишение жизни» [38, с. 701].
В литературных произведениях чаще всего встречаются такие мотивы преступления: убийство из ревности, мести, социальной нестабильности, зависти, разногласий, корыстных или хулиганских побуждений.
В литературоведении по-разному рассматривается типология мотивов преступления или убийства.
Так, например, Р.Л. Красильников выделяет мотивы, обусловленные самой природой смерти: ненасильственная (ненамеренная) и насильственная (намеренная) смерть, иными словами – «естественная» смерть, случайная смерть, убийство или самоубийство. <…> «Естественная» или случайная смерти при всем их многообразии всегда «приходят сами» в виде кончины от старости, болезни или несчастного случая, иначе говоря – они не намеренны и не добровольны. <…> Насильственная (намеренная)смерть предполагает активность человека, причиной смерти служит он сам [37].
Убийство и самоубийство по Р.Л. Красильникову можно разделить в зависимости от намерения и действия на себя или других. Так, по его мнению, убийство отличается от вышеназванных смертей присутствием нескольких активных участников процесса, а именно убийцы и жертвы. «Субъектами убийства являются оба участника акта. Жертву можно считать таковой хотя бы потому, что, даже не зная о предстоящем насилии над ней, она является не столько объектом убийства, сколько главным субъектом умирания» [37]. Р.Л. Красильников также выделяет мотивы убийств, которые имеют не только криминальный поступок, но и ритуализованные и оправдываемые в определенной системе ценностей акты: дуэль, казнь, война. Это можно найти у А.Н. Островского «Бесприданница», Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы», Л.Н. Андреева «Мысль», Ф.К. Сологуба «Мелкий бес», М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени», А.П. Чехова «Три сестры»,
А.И. Куприна «Поединок» и др. [37].
2 ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ МОТИВА ПРЕСТУПЛЕНИЯ В РУССКОЙ ДРАМАТУРГИИ XIX ВЕКА
Совершенно верно, что исследователи считают, что небольшое наследие драматурга оставило глубокий след в русской литературе и драме. К настоящему времени влияние на творчество драматурга прежней гоголевской традиции и театра Островского было изучено [2, c. 6], проблема циклизации пьес [8, c. 4], особенности сатиры [11, c. 56], тематические и идеологические инновации [10, c. 54], которую авторы видят в необычайной строгости сатиры в описании «пропасти социальных пороков», доходящей до шутовства [8, c. 21], в разоблачении государственной бюрократической «механики» [13, c. 57]. Явная тематическая новизна и идеологическая острота комедий вызвали цензурный запрет на производство и издание пьес «Дело» и «Смерть Тарелкина». Но заслуга А.В. Сухово-Кобылин не только в остроте сатиры: драматург значительно обновил жанровую форму комедии, которая пока остается за рамками исследований.
А.В. Сухово-Кобылин был первым русским драматургом, который драматически осознал мотив преступления, а не морального преступления, которое уже вошло в русскую литературу как сатира Кантемира и являлось фоном практически всех сюжетов русской реалистической классики XIX в. век, но преступление, уголовное преступление, расследование которого является либо содержанием сюжета (как в пьесах «Дело» и «Смерть Тарелкина»), либо является сущностью интриги (как в пьесе «Свадьба Кречинского»). Пьесы основаны на реальных фактах, в том числе биографических, о которых сам драматург написал в обращении к публике в драме «Дело»: «Если кто-то ... усомнился в обоснованности, и тем более описанных возможностях, тем я заявляю, что имею под рукой факты довольно ярких цветов, чтобы заверить всякое недоверие в том, что я не изобрел ничего невозможного и не мог сделать трубу невозможной» [19, с. 211]. Конечно, драматург также интересуется моральной стороной преступления и его социальными корнями, но на сцену выходят и детали самого уголовного дела. В «Свадьбе Кречинского» преступление состоит из подделки и кражи, в «Деле» - в расследовании предполагаемого соучастия героини в краже, в «Смерти Тарелкина» в краже и подмене документов.
Так, в пьесах трилогии Сухово-Кобылина присутствуют черты детектива, еще не сформировавшегося в определенной жанровой форме в середине XIX века даже в прозе. Рассмотрим эти особенности.
В пьесе «Свадьба Кречинского» умный искатель приключений Кречинский хочет улучшить свое финансовое положение, расстроенный карточной игрой и многочисленными развлечениями, женившись на богатой невесте. Это очень популярный сюжет как русской, так и мировой литературы. Жених, как правило, обаятелен и высокомерен, как обычно, преувеличивает свое богатство, выдувает пыль, хитрит, лжет и даже шантажирует. Ему безрассудно доверяет наивная невеста, влюбленная в него. Авантюрист в последний момент разоблачается и наказывается морально - публичным осуждением. В пьесе Сухово-Кобылина Михаил Кречинский также оказывается вором, который намеренно планировал мошенничество с изготовлением поддельных украшений, его закладной, а затем с присвоением оригинала. Так, согласно правилам детектива, в пьесе появляются функциональные персонажи преступника, его сообщники (помощники) и жертва (или жертвы).
Жертвы безоглядно доверяют преступнику, хотя поведение героя дает им повод задуматься. Общеизвестно, что Кречинский – карточный игрок, но это не пугает ни тетку-сваху, ни потенциальную невесту: «Ну кто нынче не играет? Нынче все играют» [19, с. 149]. Беспокойная жизнь и манеры Кречинского (ходит и говорит «бойко» и «развязно», одет франтом») восхищает: «Он человек прекрасный… знакомство большое… Ведь он всех знает» [19, с. 149]. Кречинский охотно сам себя разоблачает (рассказал Муромскому, что любит деревню и тут же признается Атуевой, что сказал это «нарочно»). Открывает Атуевой свой план женитьбы, в котором очевиден расчет: «Истинное счастие – найти благовоспитанную девочку и разделить с ней все» (курсив наш. – Т. М., Д.Ф.) [19, с. 149]. Понятно, что хочет разделить с Лидией Кречинский – «целый миллион в руку лезет».
3 ТРАНСФОРМАЦИЯ МОТИВА ПРЕСТУПЛЕНИЯ В РУССКОЙ ДРАМАТУРГИИ XX ВЕКА
В пьесе Максима Горького «Васса Железнова» повествуется о сложной судьбе главной героини и ее семьи. Васса Борисовна Железнова, в девичестве — Храпова, 42 лет (но выглядит моложе), владелица пароходной компании, очень богатый и влиятельный человек, проживает в собственном доме со спившимся мужем, Сергеем Петровичем Железновым, 60 лет, бывшим капитаном, и братом, Прохором Борисовичем Храповым, беспечным, пьющим человеком, коллекционирующим всевозможные замки (коллекция как бы пародирует собственнические инстинкты сестры). В доме также живут Наталья и Людмила — дочери Вассы и Сергея Петровича; Анна Оношенкова — молодая секретарша и наперсница Вассы и одновременно домашний шпион; Лиза и затем Поля — горничные. В доме постоянно бывают матрос Пятеркин, исполняющий роль шута и втайне приударяющий за Лизой в надежде жениться на ней и разбогатеть; Гурий Кротких — управляющий пароходством; Мельников — член окружного суда и его сын Евгений (квартиранты).
Из-за границы приезжает Рашель — жена умирающего вдали от родины сына Вассы Федора. Рашель — социалистка-революционерка, разыскиваемая полицией. Она хочет забрать своего малолетнего сына Колю, которого Васса прячет в деревне и не хочет отдавать снохе, так как рассчитывает сделать его наследником состояния и продолжателем своего дела. Васса грозит выдать Рашель жандармам, если она будет настаивать на возвращении сына.
Шаткое благополучие дома Вассы держится на преступлении. Она отравляет своего мужа Сергея Петровича, когда тот оказывается замешанным в совращении малолетней и ему грозит каторга. Но сначала она предлагает ему покончить с собой, и, лишь когда он отказывается, Васса, спасая честь незамужних дочерей, подсыпает мужу порошок. Тем самым семья избегает позора суда. На этом череда преступлений не закончилась. Горничная Лиза понесла от брата Вассы и, в конце концов, повесилась в бане (людям сообщили, что она угорела) Васса готова пойти на все, лишь бы сохранить дом и своё дело. Она безумно любит своих неудавшихся детей, которые оказались жертвой прежней разнузданной жизни их отца и его жестокого обращения с их матерью. Федор — не жилец на этом свете. Людмила, в детстве насмотревшись на забавы отца с распутными девками, выросла слабоумной. Наталья постепенно спивается вместе с дядей и не любит мать, на которую тем не менее очень похожа крутостью нрава. Последняя надежда — внук, но он ещё слишком мал.
Только Васса — вся в прошлом, а за Рашелью — будущее. Они непримиримые враги, но уважают друг друга. Тем не менее Васса приказывает секретарше донести на Рашель жандармам, но делает это исключительно ради внука, финал пьесы неожиданный. Васса скоропостижно умирает. В этом чувствуется наказание свыше за нелепую, скоропостижную смерть мужа и насмешка судьбы: часть денег Вассы крадёт Оношенкова, а остальным богатством по закону будет распоряжаться беспутный брат, который несомненно все промотает. Только слабоумная Людмила оплакивает мать. Остальных её смерть ничуть не трогает.
Пьеса «Дорогая Елена Сергеевна» (1980), написанная Л. Разумовской в самом начале ее драматургической карьеры, запрещенная советской цензурой в 1980-е, триумфально прошествовавшая по сценам страны и зарубежья в 1990-е, экранизированная в СССР (фильм Э. Рязанова «Дорогая Елена Сергеевна» (1988)) и Франции (фильм 2011 года режиссера Ш. Сильверы), обрела скандальную известность.
Критиков и зрительскую аудиторию пьеса шокировала степенью смелости, откровенности автора в постановке нравственных проблем современности.
Представляется интересным рассмотреть источник замысла пьесы и факторы, влиявшие на его воплощение.
«В первое время автор всегда более автобиографичен», — признается в интервью Л. Разумовская [2, c. 173]. Учитывая процитированное высказывание, закономерно было бы предположить, что пьеса «выросла» из выстраданного, лично пережитого опыта.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Совершенным доказательством «почитается то, которое исключает всякую возможность к показанию невиновности подсудимого», а несовершенным всякое доказательство, «не исключающее возможности к показанию невиновности подсудимого», то есть оставляющее какое-либо сомнение». Одно совершенное доказательство признавалось достаточным для обвинения, а «одно несовершенное доказательство виновности вменяется только в подозрение», но несколько несовершенных доказательств в совокупности могли составить совершенное доказательство. Как видно, классификация доказательств и предписание их применения довольно сложны, и такой подход отражает законотворческую практику XVIII в.
Законодатель к совершенным доказательствам относил следующие: собственное признание, которое «есть лучшее свидетельство всего дела»; письменное доказательство, признанное тем, против кого оно представлено; личный осмотр; свидетельство сведущих людей (экспертов); согласное показание двух свидетелей, не отведенных подсудимым. В историко-процессуальной литературе этот перечень видоизменялся, однако сущность всегда оставалась прежней, и ее, на наш взгляд, верно отразил Г. Замысловский, который отмечал, что «в дореформенном процессе приговоры постановлялись на основании так называемых формальных доказательств, которые требовали "прямых" улик собственного сознания, поличного, показаний свидетелей-очевидцев преступления (свидетелей, а не сообвиняемых). Если такие "формальные" и "прямые" доказательства отсутствовали, то постановление обвинительного приговора чрезвычайно затруднялось, ибо одного внутреннего убеждения в виновности (теперешний суд присяжных) было мало надлежало подкрепить его рядом формальных доводов. Одновременно в законе указывался и весьма благовидный выход "оставление в подозрении"» [5, с. 57]. К несовершенным доказательствам относились: внесудебное признание обвиняемого, подтвержденное свидетелями; оговор подсудимым посторонних лиц; повальный обыск, то есть массовый опрос жителей данной местности о личности и образе жизни обвиняемого; показание одного свидетеля об определенном факте; улики или признаки в совершении преступления. Следует отметить, что институт формальных доказательств корректнее рассматривать в рамках формального следствия, так как законодатель четко указывает на то, что сбор и сила доказательств обеспечивают законное проведение именно и прежде всего формального следствия [6, с. 85]. Об этом свидетельствует в некоторой степени и тот факт, что признание, сделанное вне суда или полиции, считалось недействительным, но если оно подтверждалось свидетелями, заслуживающими доверия, то могло составить «полное доказательство» (ст. 1030). В целом же следствие, направленное главным образом на то, чтобы добиться собственного признания обвиняемого, нередко приводило к самым серьезным судебным ошибкам и роковым последствиям для подсудимых [7, с. 542-543]. Этому способствовала и тайна, которой были покрыты две первые стадии процесса. Единственное выступление дореформенного суда перед обществом было в обряде публичной казни на торговой площади при исполнении приговора, а также в оглашении приговоров с целью порождения в обществе страха перед наказанием. Такой подход не стимулировал суд к установлению истины. Что касается института «оставления в подозрении», то его применение объяснялось прежде всего необходимостью привлечения к ответственности за то же преступление в случае обнаружения новых обстоятельств. Для судей же наличие этого института было весьма удобным, поскольку: во-первых, он узаконивал необязательность установления истины по делу; во-вторых, освобождал судей от всякой ответственности в случае обнаружения других виновных лиц. Поэтому практика судов сводилась к оставлению в подозрении значительного числа лиц, находившихся под судом. Из всего этого видно, что центр тяжести расследования падает именно на формальное следствие, которому и отводится решающая роль [6, с. 87].
1. Андреев Л.Н. Собрание сочинений: в 6 т., М.: Художественная литература, 1994.
2. Анненский //. Театр Л.Андреева //Голос Севера, СПб. 1909. 6 дек. (№1) С.З
3. Афиногенов А. Дневник 1937 года // Современная драматургия. 1993. № 1. С. 239–253.
4. Афиногенов А. Дневник 1937 года // Современная драматургия. 1993. № 2. С. 223–241.
5. Афиногенов А. Дневник 1937 года // Современная драматургия. 1993. № 4. С. 217–230.
6. Афиногенов А. Избранное. В 2 т. Т. 1. М.: Искусство, 1977. 574 с.
7. Афиногенов А. Избранное. В 2 т. Т. 2. М.: Искусство, 1977. 726 с.
8. Афиногенов А. Ложь (Семья Ивановых) // Современная драматургия. 1982. № 1. С. 190–222.
9. Афиногенов А. Статьи. Дневники. Письма. Воспоминания. М.: Искусство, 1957. 371 с.
10. Б.п. «Малиновое варенье» // Новый зритель. 1928. № 8. С. 13.
11. Баженова Т.М., Кодан С.В. Свод законов Российской империи (к 175-летию издания) // Российский юридический журнал. 2008. С. 110-119.
12. Баршев Я.И. Основания уголовного судопроизводства с применением к российскому уголовному судопроизводству. СПб., 1841.
13. Бессараб М. Сухово-Кобылин. – М.: Современник, 1981.
14. Боева Г.Н. Творчество Леонида Андреева и эпоха модерна. СПб. 2016.
15. Быкова О. Е. Творчество А. В. Сухово-Кобылина. – Черновцы, 1957.
16. Венявкин И.Г. «Небогатое оформление» // Новое литературное обозрение. 2011. № 108. С. 134–159.
17. Венявкин И.Г. «Самодопрос» писателя Афиногенова // Источниковедение и культура. 2010. Вып. II. С. 13–66.
18. Власть и художественная интеллигенция: Документы РКП (б) – ВКП (б), ВЧК – ОГПУ – НКВД о культурной политике. 1917–1953 гг. М.: Международный фонд «Демократия», 2002. 872 с.
19. Волков С.В. Трагедия русского офицерства. М.: Центрполиграф, 2002. 512 с.
20. Гоголь Н.В. Избранные произведения в 2-х томах. / Под общ. ред. Н.Н. Петрушевской. Киев: Дншро, 1979. Т. 1. 414 с.
21. Градовский А. Начала русского государственного права. Т. 2. СПб., 1881.
22. Гроссман В.А. Дело Сухово-Кобылина. – М.: Худож. лит., 1936.
23. Гроссман Л. П. Нераскрытое убийство. Чем мешала Александру СуховоКобылину Луиза Деманш. – М.: Алгоритм; Эксмо, 2008.
24. Гроссман Л. П. Преступление Сухово-Кобылина. – 2-е изд., доп. – Л., 1928.
25. Гроссман Л. П. Театр Сухово-Кобылина. – М.; Л., 1940.
26. Гудкова В. Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920 – начала 1930-х годов. М.: Новое литературное обозрение, 2008. 456 с.
27. Дагель П.С. Классификация мотивов и ее криминологическое значение // Вопросы социологии права. 1976. С. 272—275.
28. Достоевский Ф.М. Преступление и наказание: роман в шести частях с эпилогом / Под общ. ред. Г. Безотосной. М.: Эксмо, 2011. 592 с.
29. Журавлева А. И. Сухово-Кобылин // Русские писатели. Биобиблиографический словарь. В 2 т. / под ред. П. А. Николаева. – М.: Просвещение. – Т. 2. – С. 277 – 279.
30. Замысловский Г. Саратовское дело 1853 г. Харьков, 1911.
31. Исаев И. А. История государства и права России. Учебное пособие. – М. 2004. – [Электронный ресурс]: http://gorodproshlogo.com/load/3-1-0-48
32. Келдыш В.А. О «серебряном веке» русской литературы: Общие закономерности. Проблемы прозы. М.: ИМЛИРАН. 2010
33. Клейнер И. Драматургия Сухово-Кобылина. – М.: Сов. писатель, 1961.
34. Колоколов Е. Правила и формы о производстве следствий, составленные по своду законов. М., 1851.
35. Котаков Н.М. Старый суд // Русская старина. 1886. № 12. С 537-561.
36. Куемжиева Я.Н. Уголовное судопроизводство по преступлениям против государства в Российской империи первой половины XIX в.: дис. канд. юрид. наук. Краснодар, 2005.
37. Красильников Р.Л. Танатологические мотивы в художественной литературе (Введение в литературоведческую танатологию) / Р.Л. Красильников. М., Языки славянской культуры, 2015.
38. Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка. 4-е изд. / С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. М., 1997. 944 с.)
39. Пезуитова Л.Н. Леонид Андреев и литература серебряного века. СПб.: Петрополис. 2010
40. Прилепин З. Леонид Леонов: «Игра его была огромна». М.: Молодая гвардия, 2010. 568 с.
41. Пушкин А.С. Сочинения. В 3-х томах. Т. 3. Проза / Под общ. ред. И. Париной, С. Чулкова. М.: Художественная литература, 1986. 527 с.
42. Сараскина Л.И. Достоевский в созвучиях и притяжениях (от Пушкина до Солженицына). М.: Русский путь, 2006. 608 с.
43. Свод законов Российской империи. Т. 15. СПб., 1832.
44. Советская литература на новом этапе. Стенограмма первого пленума Оргкомитета Союза советских писателей (26 октября – 3 ноября 1932). М: Советская литература, 1922. 258 с.
45. Соколов Б. Булгаковская энциклопедия. М.: Локид, 2002. 586 с.
46. СтриндбергА. Избранные произведения: В 2 т. Т.2, М., 1989
47. Судебный отчет по делу антисоветского «право-троцкистского блока». М.: НКЮ СССР, 1938. 384 с.
48. Татаринов А.В. Леонид Андреев // Русская литература рубежа веков (1890-е начало 1920-х годов): В 2 кн. Кн.2. М.: ИМЛИРАН. 2001
49. Толмосов В.И. История становления и развития института допустимости доказательств в уголовном процессе России // Правовая политика и правовая жизнь. 2005. № 2. С. 166-174.
50. Толстой Л.Н. Собрание сочинений в 22 томах. М.: Художественная литература, 1978–1985. Т. 11, Драматические произведения 1864–1910. С. 23-101, 473-490.
51. Толстой Л.Н. Война и мир: роман в 4 т. / Под общ. ред. Н. Розман. М.: Эксмо, 2011. Т. III-IV. 736 с.
52. Четвертяков С.А. Перевод на русский язык Маслоу А.Г. Теория человеческой мотивации; М., 2013. - [Электронный ресурс]: http://sergeychet.narod.ru/bibl_psy/hummotiv1943.htm
Работа защищена на оценку "8" без доработок.
Уникальность свыше 70%.
Работа оформлена в соответствии с методическими указаниями учебного заведения.
Количество страниц - 63.
Не нашли нужную
готовую работу?
готовую работу?
Оставьте заявку, мы выполним индивидуальный заказ на лучших условиях
Заказ готовой работы
Заполните форму, и мы вышлем вам на e-mail инструкцию для оплаты