Уголовно-правовые проблемы квалификации бандитизма

С 1947 года дискуссии о понятии «банда», его характерных чертах  имела достаточно большое значение. Исходя из норм действовавшего тогда уголовного закона, банда отличалась от банды исключительно четко ограниченными целями – кражей. С момента принятия УК РСФСР в 1960 году [42, c. 201] термин «банда» не использовался ни на законодательном уровне, ни в судебной практике, ни в теории уголовного права. В ст. 77 УК РСФСР 1960 года, банда была определена как «стабильная вооруженная группа из двух или более лиц, ранее организованных для нападения на государственные и общественные учреждения или предприятия или отдельных лиц» [23, с.  192]. В доктрине был выделен ряд признаков банды: присутствие двух или более лиц; наличие оружия; устойчивость группы; осуществление постоянной или временной деятельности, направленной на совершение преступлений [23, с.  192].  Начало боевых действий на территории СССР оказало влияние на дальнейшее реформирование ОББ [42, с.  201]. «Подрывная деятельность антисоветских элементов значительно усиливалась с продвижением немецких войск вглубь страны.  К октябрю 1941 г. в ряде тыловых районов Советского Союза возникло большое количество бандитских групп. Существовавшие при органах милиции отделы–отделения по борьбе с бандитизмом не обеспечивали успешную ликвидацию действующих банд и предупреждение возникновения новых».  Сложившаяся ситуация привела к тому, что 30 сентября 1941 г. НКВД СССР был издан приказ за № 001414 об организации в органах НКВД отделов и отделений по борьбе с бандитизмом [52].  Уголовная политика, проводимая с начала 50–х годов, сформировала в обществе мнение, что с профессиональной преступностью и политическим бандитизмом в СССР было покончено [7, с. 821].  Такое идеологическое давление привело к тому, что в последующие десятилетия статья «бандитизм» в судебной практике практически не применялась. В это же время ликвидированы специализированные подразделения по борьбе с бандитизмом, в которых была налажена система мер по его выявлению, пресечению и раскрытию. Существование в стране политического бандитизма как социального явления отрицалось на государственном уровне.  В 60–80–е гг. прошлого века в СССР официально регистрируются единичные факты политического бандитизма [9, c. 10].  Надо признать, что такая высокая нормотворческая активность в определенной мере объясняется быстрыми темпами происходивших тогда социально–политических изменений в стране, реформированием МВД СССР, а также интенсивностью поиска оптимального регулирования борьбы с организованной преступностью» [4, с.  53].  Выделяют три стадии исторического развития бандитизма после Октябрьской революции [7, c. 821]:

Первая стадия приходится на двадцатые пятидесятые годы. Характеризуется как политический бандитизм. Для него свойственна политическая направленность преступных действий бандитских групп. 

Вторая стадия начинается с шестидесятых и заканчивается восьмидесятыми годами. Известен как традиционный уголовный бандитизм. 

Его насильственные действия по характеру выражаются в лично–корыстных общеуголовных мотивах. Третья стадия (с начала девяностых годов и по настоящее время) – современный бандитизм [13, c. 55].  Представляет собой новый уровень деятельности вооруженных организованных групп [2, c. 45].  Можно сказать, что современный бандитизм является деятельностью вооруженной организованной преступной группы, направленной на систематическое извлечение доходов, достижение контроля в конкретной социально – экономической среде, а также на определенной территории с использование вооруженного насилия либо угрозой его применения. 

Мы хотим сосредоточиться на политической и правовой составляющей противодействия международной террористической деятельности. Не умаляя значения контртеррористических технологий, перечисленных выше, отметим, что политическая и правовая направленность антитеррора играет особую роль. Во–первых, это связано с самой сущностью терроризма, который является разновидностью политически мотивированного преступления. Во–вторых, говоря о международной террористической деятельности, нельзя не сказать, что в ряде исторических случаев отдельные правительства «заигрывали» с террористами, пытались использовать их для решения своих узких политических проблем, в частности, для дестабилизации ситуации в соседних странах. и с другими целями, противоречащими духу и букве международного права. Чтобы обозначить такие действия, Генеральная Ассамблея ООН в свое время ввела термин «государственная политика в отношении терроризма» в официальный оборот. В этой связи четкая юридическая квалификация террористической деятельности, которая не оставляет места для двусмысленностей, и компетентная политическая и правовая поддержка мер по борьбе с терроризмом имеют важнейшее значение для устранения наиболее важной угрозы международному миру и безопасности. Мы считаем целесообразным начать разговор о конкретных политических и правовых технологиях противодействия международной террористической деятельности от проблемы включения ее в отраслевой нормативный контекст. Постановка этого вопроса представляется нам как никогда актуальной не только с теоретической, но и с практической – в интересах эффективной квалификации – точки зрения [22, c. 69].  В рамках национальной правовой системы к данному виду международного преступления применяются стандартные образцы уголовного права, а его конкретные проявления квалифицируются как общеуголовные деяния согласно соответствующим статьям уголовного права. Кроме того, внутренние антитеррористические меры могут применяться в соответствии с конституционным и административным законодательством, но они в основном носят организационно–правовой характер [11, с.  195].  В формате международного права оценка и квалификация международной террористической деятельности могут проводиться с учетом целого арсенала норм, который имеет многоотраслевой характер: здесь и содержание международного уголовного права, и международного права безопасности, и даже международное гуманитарное право. Столкнувшись с таким положением вещей, некоторые эксперты даже утверждают, что существует независимая ветвь международного антитеррористического права, которая может включать элементы всех других секторов, связанных с международной борьбой с терроризмом.  Таким образом, наблюдается определенный дуализм: с одной стороны, международный терроризм является «классическим» преступлением; распространенное преступное деяние, которое криминализировалось в большинстве национальных юрисдикций на протяжении многих десятилетий. С другой стороны, в течение некоторого времени это также является угрозой международному миру и безопасности. Для противодействия введению международных санкций, использованию вооруженных сил и средств подтверждается право государств на самооборону [22, c. 69].  Соблюдение такого подхода, состоящего из двух частей, на практике имеет негативные последствия, которые выражаются в разделении международного и национального уровней квалификации друг от друга. В результате то же самое происходит с мерами противодействия международной террористической деятельности. Если мы интерпретируем это как одно из обычных насильственных преступлений и снижаем квалификацию до того или иного состава, описанного в уголовном праве, выпадает «макроуровень», который предусматривает международное политическое взаимодействие и сотрудничество в области права международной безопасности. Если, наоборот, мы получим оценку и квалификацию исключительно на наднациональном политическом уровне, традиционные инструменты противодействия уголовному праву национального характера могут быть исключены [59, c. 7].  Таким образом, существует определенный антагонизм подходов к противодействию международной террористической деятельности, которые осуществляются на национальном и международном уровнях. Между тем картина должна быть совершенно иной: они должны дополнять друг друга, тем самым повышая эффективность антитеррористических мер.  Руководствуясь этим принципом, можно предложить единую модель политических и правовых квалификаций для международной террористической деятельности. В обобщенном виде это представлено на следующей диаграмме. 

На основании исследования, проведенного в данной дипломной работе, можно сделать следующие выводы, сделанные на основании проанализированного материала:

1. Выделяют три стадии исторического развития бандитизма после Октябрьской революции:

Первая стадия приходится на двадцатые пятидесятые годы. Характеризуется как политический бандитизм.  Для него свойственна политическая направленность преступных действий бандитских групп. 

Вторая стадия начинается с шестидесятых и заканчивается восьмидесятыми годами. Известен как традиционный уголовный бандитизм. Его насильственные действия по характеру выражаются в лично–корыстных общеуголовных мотивах. 

Третья стадия (с начала девяностых годов и по настоящее время) – современный бандитизм. Представляет собой новый уровень деятельности вооруженных организованных групп. Можно сказать, что современный бандитизм является деятельностью вооруженной организованной преступной группы, направленной на систематическое извлечение доходов, достижение контроля в конкретной социально – экономической среде, а также на определенной территории с использование вооруженного насилия либо угрозой его применения. 

2. В ст. 286 УК сказано, что «бандой является устойчивая вооруженная группа, созданная в целях нападения на граждан или организации, а равно руководство ей».  Также законодателю необходимо включить такой вопрос возможно ли на практике рассматривать нападение при уничтожении то или иного ценного имущества путем взрыва или поджога квартиры, офиса, машины, и не имеющих пострадавших лиц.  Считаем, что такие деяния, совершенные бандой, которые повлекли за собой ущерб, и при этом не пострадали граждане, следует привлекать к уголовной ответственности при наличии других обязательных признаков как бандитизм.