Защита прав человека в условиях вооруженного конфликта

В любом политическом вооруженном конфликте имеется противостояние не частных интересов и целей, а общегосударственных интересов. Интересов, которые связаны с обеспечением безопасности и суверенитета государств, с защитой их территории, экономического, информационного и социокультурного пространств. У каждого государства свои интересы. Это объясняется наличием различий в уровнях политического, экономического и социокультурного развития. Большую роль играет развитие общественного сознания, которое проявляется в идеологии партий, элит и лидеров. Все склонны смотреть на окружающую их реальность сквозь призму своего мировосприятия, что привносит в политику, как внутреннюю, так и внешнюю, определенную субъективную окраску. Это обстоятельство играет существенную роль в возникновении политических вооруженных конфликтов.

Немеждународный вооруженный конфликт вбирает в себя понятия внутреннего вооруженного конфликта, гражданской войны, восстания и мятежа, которые гуманитарное право не определяет и не признает как отдельные категории.

Выделение внутреннего немеждународного конфликта ставит как политические, так и юридические вопросы. Подобные конфликты отмечены мощной политической, юридической и военной асимметрией. Действительно, в таких конфликтах сталкиваются, с одной стороны, армия и государственный механизм обеспечения общественного порядка, а с другой – вооруженные лица и группы диссидентов или повстанцев, более или менее организованные, являющиеся с точки зрения внутреннего права преступниками. Государству, авторитет и суверенитет которого подвергается посягательствам изнутри, разумеется, невыгодно признавать статус противника за теми, кто представляет угрозу власти. Скорее для него будет смысл отрицать существование конфликта и говорить о ситуации нарушений внутреннего порядка, что позволит назвать с юридической точки зрения действия групп вооруженной оппозиции преступными и мобилизовать весь государственный механизм обеспечения общественного порядка и безопасности граждан, включая вооруженные силы. Однако в ситуациях нарушений внутреннего порядка и в обстановке внутренней напряженности гуманитарное на сегодняшний день остается неприменимым, в то время как право государства прибегать к силе ограничено лишь международными конвенциями о правах человека, непосредственная эффективность которых незначительна.

Серьезной задачей в правовом и политическом отношении становится определение грани, отделяющей обстановку внутренних беспорядков и внутренней напряженности от немеждународного вооруженного конфликта, поскольку именно от квалификации немеждународного вооруженного конфликта зависит, будет применяться гуманитарное право или нет. Это право позволяет ввести ограничения на использование государством силы, а также задействовать право на помощь и защиту для жертв таких ситуаций. Гуманитарное право к тому же позволяет сократить сильную юридическую асимметрию, которая им свойственна.

Говоря о правовом режиме военнопленных, нужно подчеркнуть, что нормы МГП исходят из того, что военнопленные находятся во власти неприятельского государства, но не отдельных лиц или воинских частей, взявших их в плен (ст.13 Женевской конвенции 1949г.). Именно государства должны обеспечивать соблюдение надлежащего правового режима военнопленных и нести ответственность за его нарушения.

В основе правового статуса рассматриваемой категории лиц лежит норма, согласно которой с военнопленными следует всегда обращаться гуманно (ст.13 Конвенции 1949 г.). Никакие физические или моральные пытки и никакие другие меры принуждения не могут применяться к военнопленным для получения от них каких-либо сведений. Военнопленные не могут быть подвергнуты научным или медицинским опытам, физическому калечению [5].

МГП запрещает осуществлять дискриминацию военнопленных по признакам расы, национальности, вероисповедания, политических убеждений и т.д. К женщинам оно предписывает относиться со всем полагающимся их полу уважением. При этом обращаться с ними должны не хуже, чем с мужчинами.

После взятия в плен военнопленные эвакуируются в лагеря, которые должны быть расположены достаточно далеко от зоны военных действий (ст. 25 Женевской конвенции). Военнопленные не могут посылаться в районы, где они могли бы подвергаться действию огня, а также не должны использоваться для прикрытия каких-либо пунктов или в районе военных операций.

Условия размещения военнопленных в лагерях должны быть не менее благоприятными, чем условия, которыми пользуются войска неприятеля, расположенные в той же местности. Они должны устанавливаться с учетом привычек и обычаев военнопленных и не должны быть вредными для их здоровья. Военнопленным должно быть разрешено ношение знаков отличия и государственной принадлежности. Они имеют право на переписку, получение индивидуальных или коллективных посылок, содержащих продукты питания, медикаменты. При поступлении в лагерь военнопленный должен сообщить данные о себе – фамилию, имя, звание, и т.д.; все данные о военнопленном вносятся в карточку учета военнопленных и передаются Покровительствующей державе. В случае, если военнопленный отказывается назвать себя, нормами Женевской конвенции запрещено применять к нему какие-либо меры насилия с целью получения сведений. Данный военнопленный будет считаться рядовым.

Лагерь для военнопленных должен возглавляться офицером из состава регулярных вооруженных сил воюющего государства. Начальник несет ответственность за то, чтобы персонал лагеря знал и правильно применял конвенции, определяющие положение военнопленных.

Таким образом, мы можем сделать вывод, что существует определенная закономерность между тяжелым положением гражданских лиц в вооруженных конфликтах в исламских государствах и повышенной вероятностью вовлечения гражданского населения в джихад и продолжением конфликтов после окончания войны с использованием террористических методов на основе распространения идей радикализма среди гражданского населения во время войны. Это приводит к многочисленным столкновениям и увеличению человеческих жертв, что, в свою очередь, приводит к новому витку радикализации населения. Как отмечает М.Я. Яхьяев отмечает, что «радикально настроенные слои верующих мусульман представляют собой действенную социальную силу, для которой использование террора и незаконного насилия как средство достижения своих целей, как правило, носит политический характер, вполне приемлемо. И такая сила действительно обладает мощным потенциалом, направленным на распространение своих крайних идеологических позиций и усиление практики политического насилия »[8, с. 5]. Это серьезная угроза для гражданского населения, проживающего на территории существующего или прекращенного вооруженного конфликта.

В этом последнем положении статьи 1 косвенным образом содержится указание на пороговый уровень насилия, лежащий в основе определения немеждународного вооруженного конфликта и его отличия от внутренних беспорядков и внутренней напряженности. Термины «беспорядки» и «отдельные и спорадические акты насилия» противопоставлены здесь продолжительным и массивным или организованным актам насилия, в зависимости от того относится ли термин «отдельные» к территории или человеческим ресурсам. Таким образом, интенсивность насилия может рассматриваться как во временном ракурсе, так и территориальном. Такой порог ясно указывает на непрерывные и продолжительные акты насилия. Критерий длительности впоследствии был признан в международной судебной практике.

Временной и территориальный критерии дополнены третьим критерием – критерием организованности вооруженных групп, которые должны находиться под руководством командования и быть способными проводить согласованные военные операции.

Помимо вопроса уровня насилия, в определении содержатся отсылки к ряду материальных элементов, таких как территория, охваченная конфликтом, организованность вооруженных групп, качество командования этими группами, контроль над частью территории, осуществляемый этими группами, продолжительность и согласованность военных операций групп и их способность соблюдать гуманитарное право. Толкование этих критериев наталкивается на ряд трудностей. Некоторые в них видят объективные описательные элементы, позволяющие отличить вооруженный конфликт от ситуации внутренних беспорядков или внутренней напряженности, определяемых как отдельные и спорадические акты насилия. Другие в них видят обязательные и кумулятивные юридические критерии, констатация которых необходима для отсылки к Протоколу II или для его применения. Такая буквальная и кумулятивная трактовка составляющих элементов определения приводит к абсурдным результатам. Так, Протокол II не должен якобы применяться в ситуациях, когда немеждународный конфликт простирается на территории нескольких государств-участников, или подразумевает участие транснациональных вооруженных групп, или групп, иностранных по отношению к государству, являющемуся стороной в конфликте.