Право индивидов на обращение в международные организации с целью защиты своих прав и свобод

Даже более «мягкие» формы права наций на самоопределение, какими являются автономия и федерализация, часто ограничиваются. В целом, как отмечают С. Н. Горбунов и Б. А. Молчанов, «требование автономии со стороны групп рассматривается как требование ограниченного самоопределения» [5, c. 375]. В специальном докладе ООН о проблемах меньшинств в августе 1993 г. А. Эйде заявил: «Менее ясно, имеют ли группы право, на основании права на самоопределение, на некоторое самоуправление или автономию в государстве» [15].

 И лишь в некоторых, неоговоренных докладчиком случаях, он утверждает, что «отдельные формы территориального деления могут служить практическому обеспечению существования и идентичности этнической группы, если это не противоречит демократическим принципам» [там же].

В международных актах Лиги Наций и сопутствующих им государственных правовых актах первой половины ХХ в. так и не было выработано единого правового подхода к автономии. 

При этом расширительное толкование автономии не только как реализации ограниченных прав на самоопределение этнических групп в многонациональных государствах, но и как реализации иных групповых прав, в частности прав меньшинств, которые приобретают коллективный характер, таких как языковой, религиозный или территориальный, позволяет этому принципу стать одной из наиболее эффективных форм защиты групповых (коллективных) прав.

Сам термин «автономия» прямо указывает на правовой аспект самоопределения, причем ограниченный, по сути, политическими основами государственного строя, однако именно этому его правовому аспекту в современной либеральной западной правовой мысли часто пытаются придать политический или общеидеологический характер. 

Так, П. Торнберри, говоря о правах меньшинств, пишет, что «… автономизация является лишь курсом, политической прагматикой, но ее выражение лишено четко определяемых правовых норм. Автономия — это не столько правовая регламентация, сколько форма политической гарантии» [16, p. 123].

Таким образом, объект работы – общественные отношения, связанные с возможностью обращения индивидов по международному праву.

Предмет работы – нормы права и научная литература, связанная с возможностью обращения индивидов по международному праву.

Цель работы – проанализировать нормы права и научную литературу, связанную с возможностью обращения индивидов по международному праву.

 

Правовая защита — это совокупность правоотношений, которые возникают между органами государственной власти, управления и местного самоуправления, должностными лицами и сотрудниками.

Вопрос реализации права национальных сообществ на защиту как компенсация за нанесенный ранее и за продолжающийся наноситься этим сообществам ущерб редко становится темой изучения. Как пишут С. Н. Горбунов и Б. А. Молчанов, «о коллективном праве на компенсацию редко заявляют и его редко признают» [5, c. 116]. Тема особенно щекотлива для государства, считающего себя образцом демократии, — Соединенных Штатов Америки. В теоретическом плане объективному рассмотрению признания коллективного права национальных сообществ и других групп населения на компенсацию мешает дилемма, возникающая перед правительствами либеральных государств и их правовой системой. «При том, что некоторые коллективные права могут соответствовать ценностям либерализма, другие, а именно те, которые заявляются группами, не имеющими явно выраженных индивидуальных моральных оснований (этнические, национальные и расовые группы), могут противоречить, в частности, либеральным ценностям индивидуализма. Попытки разрешить проблему создают новые специфические трудности…» [5, c. 116].

До Первой мировой войны отдельные вопросы прав человека (главным образом — прав религиозных меньшинств) включались в двусторонние и многосторонние договоры.

Ряд договоров, посвященных отдельным вопросам прав человека, был принят при участии Лиги Наций — Договоры о меньшинствах, а также действующие до сих пор Конвенция о рабстве и ряд конвенций Международной организации труда (основанной при Лиге).

Всеобщая декларация прав человека 1948 года, хотя и закрепляет основные права и свободы личности, не является обязательным к исполнению международно-правовым документом. Вместе с тем, некоторые юристы рассматривают положения ВДПЧ как источник обычных норм международного права. Всеобщая декларация прав человека была принята на третьей сессии Генеральной Ассамблеи ООН резолюцией 217 А (III) (Международный пакт о правах человека) от 10 декабря 1948 года. Декларация определяет базовые права человека.

Количество обращений в Европейский Суд по правам человека (далее также – ЕСПЧ, Европейский Суд, Суд) весьма велико, однако большая их часть остается не рассмотрена по причине неприемлемости. Из этого следует вывод, что составление и своевременная подача жалобы в Европейский Суд требуют серьезной подготовки, что занимает большое количество времени, и к этому необходимо подходить чрезвычайно ответственно. Немаловажным аспектом в этой процедуре является вопрос о наличии права на обращение с жалобой в Европейский Суд по правам человека.

В этой связи необходимо определить круг лиц, которые вправе быть заявителями. Согласно Европейской конвенции по правам человека и протоколам к ней «Суд может принимать жалобы от любого физического лица, любой неправительственной организации или любой группы частных лиц, которые утверждают, что явились жертвами нарушения одной из Высоких Договаривающихся Сторон их прав, признанных в настоящей Конвенции...».

Под понятием «жертва», которое используется в ст. 34 Конвенции, подразумеваются следующие группы лиц-заявителей:

1. Прямые жертвы: лица, непосредственно уже ставшие жертвами нарушения их прав. Например, в деле «Гайдн против Германии» заявитель жаловался, что его длительное содержание в тюрьме, носящее предупредительный характер, после полного отбытия наказания в виде лишения свободы нарушило Конвенцию о защите прав человека и основных свобод. При рассмотрении жалоб Суд чаще всего сталкивается именно с такими заявителями.

2. Помимо прямых жертв в практике Европейского Суда лицо может быть признано потенциальной жертвой в случае, если оно подвергается реальному риску применения к нему законодательства, противоречащего Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, и его права, закрепленные в этом документе, будут нарушены. Относительно этой категории жертв существует несколько мнений о возможности обращения таких лиц в ЕСПЧ, однако сам Суд не раз давал понять, что жалобы таких заявителей могут быть допустимы, так как при определенных условиях лицо может считаться жертвой нарушения при наличии самого по себе факта существования негласных мер или законодательства, их допускающего, даже если лицо не утверждает, что такие меры фактически к нему применялись.

Беларусь провозглашена правовым государством. Защита прав человека изложена во II разделе Конституции республики. Беларусь является членом ООН, СНГ и ОБСЕ, взаимодействует с органами Совета Европы[1]. С 1990-х гг. РБ сняла большинство оговорок к основным международным договорам в области прав человека, подписала и ратифицировала большинство конвенций в области прав человека, в частности, ряд факультативных протоколов, обеспечивающих возможность индивидуальных заявлений в договорные органы[2]. РБ сотрудничает с договорными органами при рассмотрении таких заявлений, несмотря на то, что, по мнению России, нередко договорные органы превышают свои мандаты в ходе вынесения замечаний общего порядка[3]. Комиссия по правам человека ООН в 2004 году установила мандат специального докладчика по правам человека в Беларуси. Докладчиком стал Адриан Северин[4]. В 2007 г. Совет по правам человека ликвидировал этот пост[5]; в 2012 году Совет восстановил мандат специального докладчика, хотя и без международного консенсуса[6]. Должность докладчика по Беларуси существует в ПАСЕ[7]. Республика Беларусь при поддержке России, Китая, Кубы, Эквадора и Индии оценивает данные мандаты как инструмент политического давления[2].

Тем не менее в современном мире, наполненном внутригосударственными и межгосударственными конфликтами на этнической, религиозной и языковой почве, преимущества автономии как ограниченного группового права на самоопределение, причем ограниченного не в правовом, а в политическом пространстве, находят все больше сторонников, хотя одновременно усиливаются и голоса тех, кто видит в автономии угрозу стабильности власти. 

Несмотря на то что в правовом смысле автономия обладает и должна обладать возможностями обеспечивать права национальных, языковых и иных культурно обособленных групп в широком правовом поле, исключая вопросы государственного строя, государственной безопасности, внешней политики, т. е. стать modus operandi реализации и защиты коллективных прав, отсутствие регламентации ее статуса в современном международном правовом законодательстве не позволяет этого. При этом население государства в полном своем составе имеет право на самоопределение, поэтому возникающие противоречия в практическом понимании этого права между различными группами населения, без сомнения, становятся точкой внутригосударственных конфликтов, а в случае когда национальная группа одного государства является суверенной нацией другого, это вызывает и межгосударственные конфликты, направленные на уравнивание в правах всех лиц одной национальности.

Система либерального права, разрывающая области индивидуального и всеобщего права, именно в силу этой своей особенности не признает прав на автономию как группового права, без разрешительного или намеренного содействия правительств. 

Примат индивидуальных прав делает возможным практику репрессирования прав групп, и это хорошо видно на примере событий, произошедших в мире в последние годы.

 Репрессии в отношении решения народов Крыма, отказавшихся от неестественного положения меньшинства в границах Украинского государства, не признающего их прав на автономное развитие, использование родного языка, культуры, исторического наследия и других, казалось бы, гарантированных прав, относящихся ко всем гражданам, явно указывают на противоречивость правозащитной теории, позволяющей оправдывать эти репрессии, и неравенство в правозащитной практике, не позволяющее прекратить нанесение ущерба не только отдельным группам населения, но и всему населению Крыма в целом [17, c. 13].

Можно отметить ряд ограничительных моментов, которые могли бы быть сняты в случае признания групповых прав в качестве правового «посредника» между индивидуальными и общими правами. 

В первую очередь, это стратегия обязательной демократии, т. е. участия в политическом процессе через выборное представительство. 

Наличие собственной демократической политики национального сообщества может быть признано и обеспечиваться участием на общегосударственном уровне.

На международном уровне многие проблемы коллективного права национальных и территориальных групп на самостоятельное избрание своей судьбы сегодня не только сохраняются, но и обостряются. 

Более чем столетняя история провозглашения права наций на самоопределение, как можно видеть, не привела к систематизации и международной легитимизации условий осуществления этого права.