Смех, как культурологический феномен Реферат

О смехе за длительную историю было написано немало. Действительно, смех может быть беззаботным и глупым, счастливым и горьким, доброжелательным и саркастическим, гомерическим и тихим. Некоторые оттенки смеха, кажется, полностью исключают друг друга, оставаясь при этом смехом, т.е. будучи проявлениями одного и того же феномена. 

Изучение феномена смеха открывает новые возможности для целостного и разностороннего пони­мания сущности культуры, общества, человека. Смех играет важную роль и в осмыслении динамики развития человеческих отношений. Смех и смеховая культура сохраняет духовное и физическое здоро­вье человека, так и человечества в целом.

Философия уже с самых первых своих шагов заинтересовалась проблемой смеха, подвергая его анализу. Современные исследователи во всем многообразии подходов к этому явлению выделяют две противоположные системы взглядов. Первая система, восходящая своими корнями к Демокриту, Аристофану, Лукиану, рассматривает смех как цельное мировоззрение, дополняющее серьезный взгляд на мир. Вторая система, идущая от Платона, Аристотеля, Цицерона, Квинтиллиана, трактует смех более рационалистически и интеллектуально, усматривая сущность комического в «безболезненной ошибке» и пытаясь свести его преимущественно к сфере отдыха и развлечений. Обе системы взглядов имеют общую черту - признание важной социальной роли смеха в жизни человека, но существенно расходятся в понимании его функций: в рамках первой системы подчеркивается социально-критическая функция смеха, во второй она затушевывается [7, c. 116]. 

И. Кант во многом развивает идеи античных мыслителей, рассматривая смех как способ снятия эмоционального напряжения, как сферу отдыха и удовольствия. В связи с этим, идеи И. Канта о смешном относятся к так называемым «теориям разрядки». В своей важнейшей эстетической работе «Критика способности суждения» И. Кант дает определение смеха, основанное на субъективно-психологическом понимании этого явления: «Смех есть аффект от внезапного превращения напряженного ожидания в ничто» [8, с. 352].

Понимание смеха Г. В. Ф. Гегелем относится к «теориям противоречия». Смех, согласно его идеям, имеет социальную направленность: он способен очищать общество от иллюзий, от тех идей, которые давно пережили свой срок. В основе смеха лежит противоречивость, возникающая, когда нечто мнимое выдается за истинное: «В отношении смеха мы знаем, что он вызывается противоречием, непосредственно обнаруживающимся вследствие того, что нечто сразу превращается в свою противоположность, следственно в непосредственно само себя уничтожающееся» [5, с.122]. 

К этому же типу «теории противоречия» относится концепция французского философа А. Бергсона, изложенная им в ряде статей, объединенных впоследствии в сборник «Смех». Смех является исключительно общественным явлением, он имеет групповой характер: «Смешное не может оценить тот, кто чувствует себя одиноким, наш смех - это всегда смех той или иной группы» [3, с.13].  

Понимание смешного довольно часто требует осознания ценностей и традиций определенной социальной общности, а также эмоциональной вовлеченности в группу: «Вам, вероятно, случалось, сидя в вагоне или за общим столом, слушать, как путешественники рассказывают друг другу истории для них комичные, так как они смеются от всей души. Вы смеялись бы, как и они, если бы принадлежали к их компании. Но, не принадлежа к ней, вы не имели никакого желания смеяться» [3, с.13].  

Смешного вне человеческого нет и быть не может: даже тогда, когда мы смеемся над животными или объектами природы, мы отмечаем их схожесть с человеком. Именно поэтому А. Бергсон подчеркивает: «Чтобы понять смех, его необходимо перенести в его естественную среду, каковой является общество; в особенности же необходимо установить полезную функцию смеха, каковая является функцией общественной… Смех должен иметь общественное значение» [3, с.14].  

Этим значением французский философ считает общественное совершенствование, исправление недостатков. Важнейшее свойство жизни, в том числе и жизни общества - это гибкость, напряженность, эластичность. Когда же человек довольствуется автоматизмом приобретенных привычек, а его характер приобретает косность, активность в обществе идет на спад. Смех - наказание за косность и способ избавления от нее. Причина смеха - противоречие между гибкостью и автоматизмом, косностью, неловкостью, механичностью. «Будет комическим всякий распорядок действий и событий, который дает нам внедренные друг в друга иллюзии жизни и ясное впечатление о механическом устройстве» [3, с.49].  

Смех можно рассматривать как понимание того, каким образом можно решить какую-либо проблему и найти выход из ситуации. То есть, смех есть реакция на проблему, легко разрешимую и не представляющую непреодолимой опасности. Интеллектуальная подоплека смеха доказывается клинической практикой. Здесь выявлено, что «отсутствие реакции на смешное у некоторых больных объясняется не интеллектуальным дефектом, не «поломом» исполнительных механизмов смеха, а нарушением вероятностного прогнозирования, утратой способностей о дальнейшем ходе событий. 

Смех выполняет достаточно большое количество социальных функций в обществе: 

1) Коммуникативная функция возникла еще на ранних этапах существования общества, когда смех выполнял роль сигнала, указывающего на отсутствие опасности. С этой функцией связана продуктивность смеха в установлении контактов между представителями различных социальных групп, культур, этносов, поскольку умение смеяться вместе со всеми и понимать юмор других являются существенным условием налаживания контактов и вхождения в социальные группы. 

2) Игровая функция. Смех и игра - понятия достаточно близкие, но не тождественные. Игра не всегда подразумевает смех. Смех, напротив, почти всегда подразумевает игру, включен в ее смысловую сферу. Таким образом, основы игры предопределяют многие характерные черты смеха. Смех, являясь частью игры, способен создавать свое смеховое время и пространство, отграниченное от обыденной жизни.

3) Познавательная функция: смеясь, люди разоблачают иллюзии, противоречия, заблуждения, зло, приближаясь тем самым к пониманию истины. Смех, безусловно, далеко не всегда основан на объективной истине, на знании реальной действительности, на понимании высокой нравственности, и история культуры знает цену такого смеха. «Смеялись над Сократом, думая, что он обычный шарлатан, и над Иисусом, идущим на Голгофу, будучи убеждены, что он заурядный обманщик. Но это не говорит об ущербности смеха. Смех указывает на недостижимость и ложность всего абсолютизированного, окончательного, статичного. Смеховая же истина - всегда процесс, динамика, развитие, относительность» [7, с. 245]. 

Комическое теснейшим образом связано со смешным. Однако понятия эти далеко не всегда являются синонимами. Все комическое смешно, но далеко не все смешное комично. Смех могут вызывать самые разнообразные явления. Не случайно поэтому в русском языке есть широко известная поговорка про смех без причины. Смеяться можно от щекотки, смеяться может младенец, еще не полностью осознающий мир. И хотя даже в смехе от щекотки также присутствуют некоторые зачатки социального [7, с. 221]. 

«Комическое» - категория эстетики, служащая для определения и оценки тех общественных явлений, которые не соответствуют закономерностям общественного развития и эстетическому идеалу прогрессивных социальных сил. Во всех объектах комического заключено общественное содержание, объективная социальная ценность явления. Иными словами, комическое связано с особенностями самого предмета, вызывающего комическую оценку. Но комическое социально и своей субъективной стороной, характером восприятия предмета. Человек - это единственное существо, способное воспринимать комическое. 

Смешное - явление психофизическое, а комическое - явление эстетическое. 

Комическое является несомненной привилегией человека. В этом его особенность. А способность смеяться свойственна не только человеку, но и некоторым высшим животным.

Улыбка и смех становятся «спутниками» комического только тогда, когда они выражают чувство удовлетворения, которое вызывает у человека духовная победа над тем, что противоречит его идеалам, что с ними несовместимо, что ему враждебно, поскольку разоблачать то, что противоречит идеалу, осознать его противоречие - значит преодолеть дурное, освободиться от него. Следовательно, как писал ведущий российский эстетик М. С. Каган, столкновение реального и идеального лежит в основе комического. При этом следует помнить, что комическое в отличие от трагического, возникает при условии, если не вызывает страданий для окружающих и не опасно для человека [16]. 

Смех подвергает осуждению то, что несовместимо с эстетическим идеалом, противоречит ему. А так как эстетический идеал всегда определяется обществом и господствующими в нем взглядами, то через него комическое оказывается связанным с общественными идеалами. И какие бы мы ни брали комические события: в самой жизни или в искусстве, в них всегда есть не только смех, но и определенная оценка того, над чем смеётся человек. Комическое - это категория оценочная и в этом тоже заключена его особенность.

Комическое - есть утверждение или отрицание. А утверждение или отрицание всегда ведется от какой-то мерки. То, что соответствует ей - одобряется, то, что не соответствует - порицается. В эстетической оценке действительности такой меркой являются представления о прекрасном, такой меркой является эстетический идеал. Отсюда, эстетическая сущность комического находится в столкновении реального и идеального, когда реальное отрицается, посрамляется, осуждается, отвергается, критикуется с позиции идеала.

В основе комического лежит противоречие. Комизм - результат контраста, разлада, противостояния между тем, что наблюдается, что есть на самом деле и тем, что должно быть. Это несоответствие внешнего вида и сути того или иного явления. Иными словами - корни комического обнажаются только тогда, когда происходит:

а) не просто пошлое, а пошлое, претендующее на то, что оно возвышенное;

б) не просто старое, но старое, рядящееся под молодое;

в) не просто отжившее, а претендующее на современность;

г) не просто ничтожное, но ничтожное, важничающее, пускающее пыль в глаза и т.д.

Одна из самых больших трудностей, встающих перед теоретиком комического, - это необходимость упорядочить и уточнить все понятия, связанные с тем или иным проявлением комического и классифицировать различные его формы [6, с. 63].

У исследователей, работающих над проблемой форм комического, можно обнаружить несколько принципиально различных методов.

Первый из них заключается в том, что исследователь использует большое количество терминов при характеристике различных форм комического. Коллинз-Суоби, например, пишет, что типами комического в широком смысле слова следует считать: комическое как таковое, остроумие, юмор, сатиру, иронию и т.д. 

Другой метод заключается в том, чтобы выделить главные виды комического в зависимости от области. Например, Бергсон считает основными формами комического комические ситуации, комические речи и комические характеры. Слабость этой концепции заключается в то, что Бергсон отказался от попыток упорядочить весь комплекс понятий, связных с комическим.

Представители третьего направления усматривают критерий классификации в самой структуре комического или в способе его создания.

Нецелесообразной следует считать данную классификацию проявлений комического, так как автор не соблюдает едино принципа деления.

Четвертый способ - классификация различных форм комического в зависимости от интенсивности, заключенной в них критики. Художественными соответствиями шутки и сарказма следует считать юмор и сатиру. Каган отказывается, однако от попытки расположить в необходимой последовательности все промежуточные формы комического.

Согласно пятому способу формы комического располагаются в зависимости от их однородности или неоднородности. Эта точка зрения характерна для теоретиков, усматривающих разницу между элементарными формами с одной стороны и сложными формами комического - с другой.

В концепции комического, разработанной Ю. Боревым, юмор и сатира выступают как формы комического.

Б. Дземидок полагает, что «деление комического на юмор, сатиру, иронию, гротеск, карикатуру, остроту, пародию и т.д. является нарушением элементарных законов логики. Такое деление не принимает во внимание ни принципа единства критерия классификации на каждом ее этапе» [6, с. 103].

Как правило, существует много типов и разновидностей комического. Рассмотрим основные:

- Остроумие - это любое создание комического, «акт творения» шутки, юмора, сатиры. Без остроумия нет комического. Заметим: для того чтобы быть остроумным, надо иметь, как минимум, ум. «Сначала умие, потом остроумие». Остроумный человек может выразить суть одной меткой фразой, да так, что и добавить нечего. В хорошей остроте нет презрения, но есть шутка. Другое своеобразие остроумия - это краткость. Однако краткость еще не острота, нужна «острая» неожиданная мысль. Истинное остроумие человечно, ему чуждо разрушение, хотя зачастую критика может быть довольно едкой.

- Юмор - этот термин имеет два значения: первое - понимание комического, то есть умение видеть и показывать смешное; второе - мягкая снисходительная критика, устная или письменная. Юмор сочетает легкую безобидную насмешку и веселость. Юмор - это смех беззлобный, хотя и не беззубый. Под маской смешного в юморе таится серьезное отношение к предмету смеха, не сводимое только к смешному.

О смехе за тысячелетия написано уже столько, что браться за перо, чтобы не сказать чего-то нового, просто не имеет смысла. Нового, хотя бы в паскалевском ироническом понимании: новизна, состоящая в ином расположении старого материала, уже дает немало пользы. 

Определение Аристотеля - верх совершенства, большего тут и нельзя сказать, и поэтому сотни других, пришедших ему на смену определений не превзошли его ни в точности, ни в лаконичности.

Парадоксы притягательны, потому что сочетают в себе вещи, казалось бы, несочетаемые. То, что поначалу выглядело невероятным, оказывается истиной, или, во

всяком случае, приближается к ней. Ум нуждается в парадоксах, и сам их исправно рождает, поверяя хитросплетения жизненной мозаики лекалом противоречивой мысли [10, с. 16].

В разные времена разные люди смеялись над различными вещами, но это, однако, не меняло главного - внутреннего единства смеха, дающего себя знать и в самых простых, и в самых сложных и тонких его проявлениях. Наличие в вещи некоторой "меры" зла, которая и пробуждает способность и, главное, желание смеяться над тем, что показалось смешным, обнаруживается повсеместно. И эта странная особенность смеха - радости, осмеивающей зло, - наводит на мысль о том, что парадокс кроется и в самой гримасе смеха. 

Можно возразить, что смех сближается со злом легче, чем радость или жалость. Даже если это и так, суть дела все равно не меняется, ибо остаются в силе и вынужденно измышленный принцип двойственности, и особая роль смеха в деле противостояния злу. Смех отражает зло в своем зеркале, и потому сам невольно делается чем-то на него похожим. Заключить же из этого, что смех перестает быть собой и превращается в зло, значит просто не понять истинного смысла ни того, ни другого. То, что обыкновенно называют "злорадством" и берут для подтверждения идеи о злой сути смеха, на самом деле надежной опорой служить не может. Впрочем, и без того смех, сделавшийся злом для осмеянного человека, в пределе своем все равно оказывается устремлением к благу, и возможно, именно после брошенных в него насмешек, вернувшийся из бесславного похода Франческо Бернардоне стал Франциском Ассизским [10, с. 39].

Все смешное несет на себе след, оставленный злом, но не все злое может смешить. Вызвать смех способно лишь зло выразительное, тут же ставящее, и преграду для зарождения смеха: выразительность предполагает силу, действенность, а они как раз и губительны для смеха, и если он не найдет для себя опоры, не защитится, то неминуемо погибнет, вернее, просто не сможет возникнуть; тут-то и приходят на выручку всемогущие контекст и дистанция: всего лишь пересказ события, а не оно само, всего лишь воспоминание о факте, а не сам факт,

и вот уже бледнеет, сходит на нет былой страх или напряженность, и сквозь них начинает просвечивать смешная сторона случившегося, только теперь и ставшая очевидной. Дистанция способна творить чудеса. Она придает эстетический оттенок чему угодно, вопрос лишь в том, с какого расстояния - временного или смыслового - смотреть на вещь.

Смех не может быть источником зла, хотя его постоянный контакт со злом и способен вызвать подобную иллюзию. Одно здесь принимается за другое: соседство

за сущность, вынужденная связь - за связь полюбовную.

Смеховая культура всегда была особой и неоднозначной. Возможно, одна из причин этого в отсутствии резкого различия между официальной и народной культурами. Православный идеал аскетичности и послушания отвергал все то, что давал смех - свободу, господство материально-телесного. В некоторое противоречие с этим вступали такие национальные черты как свободолюбие, безудержность, стремление к преодолению преград. Поэтому смеху с древних времен и до наших дней отводилось особое место, именно он разрешал противоречие внутри души. Отношение к нему было более нетерпимое. Если католичество старалось укротить смех, приручить его, то православие резко его запрещало - отсюда родилась характерная черта народа: «смеяться, когда нельзя!..».

Тот, кто смеялся, изображал себя дураком, глупым - вызывал смех над самим собой. «Смешащий «валяет дурака», обращает смех на себя, играет в дурака.  Функция смеха - обнажать, обнаруживать правду, раздевать реальность от покрова этикета, искусственного, неравенства, от всей сложной знаковой системы данного общества. Обнажение уравнивает всех людей. При этом дурость - это та же нагота по своей функции. Дурость - это обнажение ума от всех условностей, от всех форм, привычек. 

Особая национальная форма смеха - балагурство, которое служит обнажению слова, его обессмысливанию при помощи рифмы и этимологии слов. Скоморошество - своеобразный русский аналог западного шутовства - является так же неотъемлемой частью культуры.

Из выше сказанного можно дать определение смеховой культуре, которая представлена как культурно-психологический феномен: элементами которого являются: гротеск, ирония, юмор, пародия, сатира; и в котором выражается способность человека к комической оценке действительности [1, с. 513-514].

Смеховая культура, прежде всего - коллективное понятие; по своей природе она является ярко выраженным социокультурным явлением, выполняющим коммуникативную функцию. Через призму смеховой культуры человек получает ту или иную информацию.

И как любое явление, она имеет свою структуру.

Достаточно часто в теории смеха используется понятие «юмор». Именно юмор занимает важное место в смеховой структуре. В современных исследованиях понятие «юмор» имеет два значения. В узком смысле юмор обозначает один из видов комического, который, как правило, характеризуется сочувственным отношением к объекту насмешки. В широком значении под юмором понимают способность человека или социальной группы воспринимать комическое во всем его разнообразии.

В целом юмор стремится к сложной, как сама жизнь оценке, свободной от односторонностей общепринятых стереотипов. На более глубоком уровне юмор открывает за ничтожным возвышенное, за безумным мудрость, за своенравным подлинную природу вещей, за смешным грустное - «сквозь видный миру смех... незримые ему слезы» (по словам Н. В. Гоголя). Жан Поль, первый теоретик юмора, уподобляет его птице, которая летит к небу вверх хвостом, никогда не теряя из виду землю, - образ, материализующий оба аспекта юмора. Юмор - признак самой жизни в ее развитии, движении, переломах и конфликтах, противостоящий всякой статике и теоретизированию.

В зависимости от эмоционального тона и культурного уровня юмор может быть добродушным, жестоким, дружеским, грубым, печальным, трогательным и т. п. «Текучая» природа юмора обнаруживает «протеическую» способность принимать любые формы, отвечающие умонастроению любой эпохи, её историческому «нраву», и выражается также в способности сочетаться с любыми иными видами смеха: переходные разновидности юмора иронического, остроумного, сатирического, забавного. Сопоставление с основными видами комического многое уясняет в существе и своеобразии чистого юмора. Чувство юмора как разновидность эстетического чувства всегда опирается на высокие эстетические идеалы. В противном случае юмор превращается в скепсис, цинизм, сальность, пошлость, скабрезность. Юмор предполагает способность хотя бы эмоционально, в самой общей эстетической форме схватывать противоречия действительности. Юмор присущ эстетически развитому уму, способному быстро, эмоционально - критически оценивать сущность явления, склонному к богатым и неожиданным сопоставлениям и ассоциациям.

Активная, творческая форма чувства юмора - остроумие. Если юмор - это способность к восприятию комизма, то остроумие - к его творению, созиданию. Остроумие - это талант так концентрировать, заострять и эстетически оценивать реальные противоречия действительности, чтобы нагляден, ощутим стал их комизм. 

Следующий элемент структуры смеха – это ирония. Ирония является выражением объективного контраста, скрывающего за собой субъективность. В иронии смешное скрывается под маской серьёзности - с преобладанием отрицательного отношения к предмету; в юмор серьёзное - под маской смешного, обычно с преобладанием положительного отношения. Сложность иронии лишь формальная, её серьёзность - мнимая, её природа – чисто артистическая; напротив, сложность юмора содержательная, его серьёзность - подлинная, его природа - даже в игре - скорее «философическая», мировоззренческая. Юмор нередко «играет» на двух равно действительных аспектах человеческой натуры - физическом и духовном.

Карнавал, как одна из наиболее значимых форм праздника с древнейших времен является неотъемлемым элементом культуры. Его истоки лежат в языческих обрядах, связанных со сменой времён года, а также в весенних сельскохозяйственных и ярмарочных праздниках. Карнавал - всенародное ритуальное действо, празднество с шествиями, уличным маскарадом, театрализованными играми, присутствовавшее в то или иное время во всех культурах, поэтому влияние карнавала на культуру и процессы, происходящие в ней, было чрезвычайно значимым во все времена и остается таковым и поныне.

Многомерный анализ карнавала как особого культурно-исторического и поведенческого феномена, фундированного соответствующим «типом образности» и основанным на принципе амбивалентности, как значимого компонента средневековой и ренессансной культуры был впервые осуществлен М. М. Бахтиным в книге «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса». Исследование М. М. Бахтина до настоящего времени является тем фундаментальным трудом, в котором феномен карнавала рассмотрен чрезвычайно глубоко и подробно, где прослеживается и исторический путь развития данного явления, исследуется многогранный комплекс категорий и ценностей, связанный с данным культурным феноменом и дается подробный анализ сущностных характеристик карнавала в их неразрывной взаимосвязи со многими другими культурными явлениями.

Карнавал как исторический феномен в своем становлении и развитии проходит ряд этапов. В качестве основы для выделения этих этапов М. М. Бахтин рассматривает отношение к смеху, как одной из основных категорий карнавального мироощущения.

М. М. Бахтин видит корни средневекового карнавала уходящими в глубь веков, истоки карнавала находит в античной культуре, упоминая о Сократе, который «был непосредственно связан с карнавальными формами античности, которые оплодотворили сократический диалог и освободили его от односторонней риторической серьезности».

Несомненно, самым ярким периодом в становлении и функционировании карнавала как историко-культурного явления стали западноевропейское средневековье и Ренессанс. В этот исторический период карнавал стал «тем резервуаром, куда вливались, прекратившие свое самостоятельное существование народно-праздничные формы», и карнавал сформировался как особый вид смеховой культуры, разворачивающийся в рамках площадного действа и обладающий особым «типом образности», основывающемся на «особом представлении о телесном целом и о границах этого целого», характерной чертой которого является принцип амбивалентности.

В эпоху Ренессанса «народная культура с её концепцией незавершенного бытия и веселого времени оказывает могучее влияние на большую литературу». Впоследствии «карнавальное мироощущение и гротескная образность продолжают жить и передаваться уже как литературная традиция, главным образом, как традиция ренессансной литературы». С этого момента карнавал, по мнению М. М. Бахтина, начинает жить в культуре как бы в двух ипостасях: как непосредственно праздник - карнавал, модифицирующийся впоследствии, изменяющий свою внутреннюю сущность при сохранении внешней оболочки, и карнавал в литературной традиции, где сохраняется его внутренняя сущность и основа при утраченной внешней оболочке. Таким образом, литература, приобретая черты карнавала, становится карнавальной, карнавализуется [2, с. 340]. 

Начиная с XVII века, функционирование феномена карнавала в различные исторические периоды связано, прежде всего, с изменением отношения к смеху, т.к. основой карнавального мироощущения является смеховое начало.

Карнавалу, по мнению М.М. Бахтина, присуще особое мироощущение, великое и всенародное, которое основывается на радости смен «веселой относительности» и противостоит «односторонней и хмурой официальной серьезности, порожденной страхом». Поэтому основной категорией карнавала, детерминирующей особенности мировоззрения и мироощущения карнавала, карнавальных форм, а также языка карнавальных символов является смеховое начало. «Именно карнавал со всей сложной системой своих образов был наиболее полным и чистым воплощением народной смеховой традиции» - пишет М. М. Бахтин. Как и древнейшие формы ритуального смеха, от которых он происходит, карнавальный смех имеет объектом своей направленности высшее: власть, миропорядок и т. д., а также трагическое: боль, страдание, смерть. В смеховой форме было позволено обсуждать то, что было недопустимо обсуждать серьезно в силу внешних установлений или внутренних запретов.

Традиционно под термином «карнавализация» понимается транспонирование карнавальных форм народной смеховой культуры на язык литературы и историческая трансформация этих форм в систему соответствующих художественных средств. Однако, М. М. Бахтиным, осуществившим подробный анализ карнавала в качестве культурного явления и выдвинувшем концепцию карнавализации, данное понятие применялось и в более широком смысле: не только к литературе и другим видам искусств, но и к культуре в целом, включая идеологию, психологию, науку, типы мировосприятия, индивидуальные формы сознания и т. п. Понятие карнавализации получает в настоящее время широкое применение для осмысления самых разнообразных культурных, социальных и художественных явлений [11, с. 267].

Смеховая коммуникация рождается и существует в зоне контакта: личностей и социальных групп, культур и эпох, центра и маргиналий. Такую же зону контакта представляет собой и теория комического, объединяющая сферы широкого ряда наук и высвечивающая различные уровни смешного - от языковой игры до глобальных философских построений. Каждый из этих уровней обладает собственной логикой, выстраивая свои уникальные ассоциации и модели смешного; при этом предложенные модели не замкнуты и не дискретны: переплетаясь между собой, уточняя друг друга, они образуют сложную, но цельную систему.

На всем протяжении развития философской мысли проблема природы и особенностей смеха вызывала неослабевающий интерес философской мысли. За этот период было сделано огромное количество наблюдений, предопределивших дальнейшее развитие исследований смеха. 

В процессе развития теоретических представлений о смехе внимание исследователей постепенно перемещается от эстетических и этических дефиниций к серьезным попыткам рассмотреть общественную роль смешного и его социальные функции. 

Особое значение для исследования смеховой коммуникации имеет разделение ее проявлений на комическое и смешное. Окончательно деление смеховой стихии на два вида закрепилось в классической немецкой эстетике: под понятие комического подводились эстетически и идеологически значимые виды смеха. При этом за пределами комического традиционно оставались такие явления как фарс, шутовство, клоунада, комизм положений.

В настоящее время смешное и комическое представляют собой два почти совмещенных друг с другом логических круга. Достаточно узкая область смешного, выходящая за пределы комического, включает в себя смех как чистое физиологическое явление. 

Смех как форма социальной коммуникации в полной мере проявляется в анализе своих функций, а также исследовании места и роли смеха в социальной структуре общества. В числе основных функций смеха можно выделить коммуникативную, игровую, социализирующую, санкционирующую, компенсаторную и познавательную; каждая из этих функций играет важную роль в развитии социальной системы.