Проблемы совершенствования правовых фикций в современной юридической технике Диплом

Юридическая фикция (от лат. fictio – вымысел) – это прием юридической техники, при помощи которого конструируется юридически неопровержимое относительно ложное положение, которым существующее признается несуществующим и наоборот, содержащееся в источниках права или соглашении сторон и влекущее определенные юридические последствия [11, с. 128]. В научной литературе отмечается, что юридическим фикциям свойственна универсальность и отсутствие временных рамок существования [21, с. 108; 2, с. 165; 3, с. 8; 4, с. 13 и др.]: фикции использовались на всех этапах развития права и во всех его отраслях. Вместе с тем анализ конкретных исторических источников белорусского права на предмет выявления в них юридических фикций не осуществлялся. При этом анализ фикций, содержащихся в памятниках отечественного права, обладает как теоретической, так и практической значимостью, позволяя увидеть предпосылки и условия, повлекшие их возникновение, способы формулирования норм, эволюцию той или иной фикции, ее развитие во времени, сохранение либо исчезновение – при возможности урегулирования той или иной ситуации при помощи обычных правовых средств (императивных нормативных правил, предписаний, фикцию не содержащих). Все это дает современному законодателю неоценимый практический опыт и позволяет выработать рекомендации по оптимальному использованию юридических фикций при формулировании норм законодательства в будущем. Если в достатутном периоде развития отечественного законодательства фикции использовались исключительно редко, то с принятием первого Статута Великого княжества Литовского (далее – ВКЛ, Княжество) в 1529 году, когда писаное право стало главным источником права, число юридических фикций, зафиксированных в законодательстве, значительно увеличилось. Статут ВКЛ 1529 года содержал больше юридических фикций, чем было использовано за всю предшествующую ему историю развития отечественного права, а большинство фикций, применение которых в дальнейшем осуществлялось в Статутах 1566 и 1588 годов, впервые были использованы законодателем при разработке норм именно первого Статута ВКЛ. При этом анализ привилеев и постановлений, действовавших наряду со Статутом 1529 года, показал, что данные документы не содержали норм, сконструированных при помощи юридических фикций. Следует отметить, что доминировавшее ранее на территории ВКЛ обычное право не могло обеспечить в спорных ситуациях стабильного распределения прав и обязанностей и устойчивого правопорядка в силу партикуляризма его предписаний и отсутствия системности в регулировании общественных отношений. Существовавшее в виде великокняжеских привилеев и грамот законодательство достатутного периода не преследовало цели замены обычая писаным правом, принималось в связи с определенными частными случаями и нередко имело временный характер [5, с. 21]. Статуты 1529, 1566 и 1588 годов содержат ценный материал о характеристиках социальных, экономических и политических отношений, общественного и государственного строя, судебной системы, сложившихся к тому времени в ВКЛ, в том числе и на белорусских землях. При этом Статуты не имели единого предмета, а были нацелены на регулирование отношений в различных сферах и содержали нормы государственного, гражданского, семейного, наследственного, земельного, уголовного и судебного (процессуального) права. Источниками Статута ВКЛ 1529 года были обычное право, предшествующие привилеи Княжества, Судебник Казимира 1468 года, административная и судебная практика, а также отдельные нормы римского, западноевропейского, польского и церковного права [6, с. 35]. Однако количество норм отечественного происхождения во всех статутах намного превосходило число заимствованных, которые, как отмечает Н.А. Максимейко, всегда приспосабливались к местным условиям [7, с. 174]. Не ставя перед собой задачу выявить и охарактеризовать все юридические фикции, содержащиеся в Статуте 1529 года, проанализируем отдельные фикции, используемые для регламентации различных областей общественных отношений. В связи с внешнеполитической ситуацией того времени важной обязанностью в ВКЛ было несение военной службы. Оборона Княжества являлась одним из государственных приоритетов, что обусловило появление в Статуте 1529 года нормы, закрепляющей обязанность Великого князя обеспечить территориальную целостность государства (арт. 2, разд. III). Все подданные Княжества обязаны были лично нести военную службу под угрозой утраты своего имения. Важность обороны подчеркивалась и четко регламентированной процедурой оповещения о необходимости обороны, явки, записи, смотра, роспуска войска и т.д. Каждый подданный, прибывший на службу, прошедший смотр и перепись, обязан был нести военную службу до полного роспуска войска с теми же слугами, конями и снаряжением. «А если бы кто-нибудь из наших подданных посмел поступить вопреки этому нашему постановлению, если он землевладелец, тот теряет имение, как если бы не был на войне. А если бы кто совершил это, получив деньги, а землевладельцем не был, тот честь свою теряет, как если бы он сбежал с поля битвы» [8, с. 144]. При этом никто из обязанных нести военную службу без ведома и особого разрешения гетмана не имел права уехать с войны до тех пор, пока все войско не будет распущено, «в противном случае таковой теряет свое имение, как если бы не был на войне» [8, с. 144].

Становление, развитие правовых категорий сложный, многогранный, противоречивый процесс. В этом смысле чрезвычайно интересна история развития идей о фикциях в праве: периоды «ниспровержения» или игнорирования правовых фикций сменялись их признанием. Во многом это связано с неоднозначностью, неуловимостью понятия фиктивного, которое приобретает множество оттенков, попадая в сферу права. Фикция, фиктивное нечто несущее, ложное само понятие порождает сомнения по поводу «законности» бытия этого феномена в праве. В советское время категория «фикция» воспринималась как явно отрицательное явление, которого не должно было бы быть в советском праве и эта категория определялась, например, как «мнимонаучный прием, затемняющим сознание народных масс», «распространенное в капиталистических странах законоустановленное положение, противоречащее объективной действительности» [9, с. 67]. В юридической литературе отмечается, что 90 е гг. XX в. характеризуются резким возрастанием интереса к категории юридической фикции. Не в последнюю очередь это связано с деидеологизацией юридической науки и активной разработкой проблем юридической техники. Тем не менее, следует констатировать тот факт, что по-прежнему среди ученых нет единства в вопросе о том, что следует понимать под юридической фикцией, как ее отграничивать от других, похожих явлений. Нормативные фикции – это правовые фикции, закрепленные в правовых нормах с целью упорядочивания общественных отношений. В.К.Бабаев выделяет дефинитивные правовые фикции по критерию частотного употребления, называя их правовыми фикциями юридических конструкций, наряду со статусными правовыми фикциями (определяющими статус субъектов и объектов правоотношений, а также статус какой-либо территории).Кроме того, по указанному критерию он также выделяет: расчетные правовые фикции; правовые фикции-сроки; правовые фикции, указывающие на порядок возложения юридической ответственности; правовые фикции, закрепляющие результаты действий (процессов) и правовые фикции, определяющие порядок осуществления действий [1, c. 55]. Классификации, которые будут рассмотрены ниже, представляют собой деления именно нормативных правовых фикций по различным основаниям.

1. По критерию обязательности для суда правовые фикции можно разделить на императивные и диспозитивные.

2. По способу закрепления правовые фикции делятся на прямые и косвенные.

Прямой называется фикция, которая непосредственно закреплена в правовой норме с помощью слова «считается». Например, прямой является уже упомянутая нами фикция, закрепляющая, что акцепт считается не полученным, если извещение об его отзыве поступило лицу, направившему оферту, ранее акцепта или одновременно с ним. Фикция называется косвенной, если не имеет прямого закрепления, а может быть выведена путем толкования правовой нормы. За приготовление к преступлению несет уголовную ответственность также лицо, которому по не зависящим от него обстоятельствам не удалось склонить других лиц к совершению преступления». В данном случае законодатель исходит из фиктивного положения о том, что действия организатора, подстрекателя и пособника при недоведении преступления до конца носят неоконченный характер. Фактически же они выполняют все действия, необходимые для завершения исполнителем преступления. Эту фикцию А.И. Ситникова называет нормой-фикцией, служащей для разрешения проблемной ситуации. Она предлагает классифицировать правовые фикции, исходя из их значения.

3. По ее мнению, правовые фикции делятся на положительные и негативные. А положительные фикции подразделяются еще на три вида:

– фикции, выступающие в роли инструментария для разрешения проблемных ситуаций;

– фикции, имеющие социально-оправданный характер.

В современной теории права принято рассматривать правовые фикции в качестве разновидности общего понятия фикции, при этом категория «фикция», обозначающая вымышленное положение, не соответствующее действительности, используется юристами в нескольких значениях:

- фикция в праве;

- фиктивное правовое состояние;

- правовая фикция как прием (средство) юридической техники.

Рассмотрим правовую фикцию с социальной и юридической стороны. Социальная сторона фикции представлена определенным предположением. Степень вероятности его может колебаться от достаточно высокой до крайне незначительной. При этом подобное предположение всегда имеет какое-либо рациональное обоснование, вытекающее из специфики соответствующего общественного отношения. Фикция никогда не формируется произвольно, устанавливаемое ею правило всегда имеет логическое объяснение с точки зрения целесообразности, справедливости, гуманизма и т. п. Аргументация, положенная в основу правовой фикции, и составляет ее социальную сторону [18, с. 17].

Немаловажное значение в правовой жизни играют конституционно-правовые фикции. Это объясняется не только их сравнительно с другими отраслями права слабой изученностью, но и практической значимостью. Ведь отказ от объективной истины нередко наблюдается и в политическом процессе, обслуживание которого известным образом осуществляет конституционное право. Поэтому конституционное право не в меньшей степени, чем отрасль гражданского права, является сосредоточением правовых фикций. Вместе с тем приходится констатировать отсутствие фундаментальных работ по изучению конституционно-правовых фикций. Конституционно-правовая фикция представляет собой средство юридической техники, при помощи которого конструируется заведомо не существующее положение, признаваемое существующим, и наоборот, закрепляемое в законодательстве и носящее императивный и неопровержимый характер. Конституционно-правовые фикции имеют особое значение в правовой системе любого государства в силу приоритета конституционных правоположений. В настоящее время фикции еще не получили должного внимания в науке конституционного права. При этом актуальность проблемы использования фикций в конституционном праве очевидна, поскольку данная отрасль является ведущей отраслью права, закрепляющей и регулирующей наиболее важные общественные отношения, касающиеся основ общественного строя, государства и правового положения личности. При исследовании Конституции Республики Беларусь [1] и иных правовых актов, закрепляющих нормы конституционного права, обнаружился целый ряд положений, сформированных при помощи метода правовой фикции («разделение властей», «равенство всех перед законом и судом», «народный суверенитет», «непосредственное осуществление народом своей власти», «территория государства» и т.д.). Тот факт, что правовые фикции были применены не только при формулировании отдельных норм права, но и при построении конституционных принципов, а также весьма сложных и имеющих большое значение для данной отрасли права институтов, говорит о том, что правовые фикции представляют собой одно из ведущих средств законодательной техники. Конституционные правовые фикции представляют собой тот необходимый нормативный материал, который обеспечивает связанность и эффективность действия всех элементов механизма конституционно-правового регулирования, помогая реализовать букву и дух действующей конституции. Природа процессуальных правовых фикций в конституционном праве, на наш взгляд, имеет свои особенности. Данные правовые фикции предлагают альтернативные способы осуществления некоторых процедур и применяются, к примеру, для недопущения затягивания законодательного процесса. Так, в соответствии с ч. 4 ст. 100 Конституции Республики Беларусь «закон считается одобренным Советом Республики, если за него проголосовало большинство от полного состава Совета Республики, либо если в течение двадцати дней, а при объявлении законопроекта срочным – десяти дней со дня внесения, он не был рассмотрен Советом Республики» [1]. Нетрудно заметить, что нерассмотрение закона верхней палатой Парламента Республики Беларусь – Советом Республики в течение определенного законодательством срока в данном случае искусственно приравнивается к одобрению этого закона Советом Республики большинством от его полного состава. Данная правовая фикция сознательно вводится законодателем с целью недопущения затягивания законодательного процесса из-за отказа либо невозможности рассмотрения законопроекта верхней палатой Национального собрания Республики Беларусь. Законодатель исходит из того, что Совет Республики извещен надлежащим образом о содержании законопроекта и согласен с таким содержанием, хотя в действительности это могло и не иметь места. Без применения правовой фикции невозможным будет дальнейший ход законодательного процесса и окончательное принятие закона. Конституционное право является системообразующей отраслью права, регулирующей базовые общественные отношения. Ввиду того, что предмет конституционного права включает многообразные отношения конституционного характера, использование фикций в их регулировании также разнопланово. Рассмотрим отдельные случаи действия юридических фикций в сфере избирательных правоотношений. Процессуальная правовая фикция содержится также в ст. 88 Конституции Республики Беларусь. Так, Президент может быть смещен с должности в связи с совершением государственной измены или иного тяжкого преступления. Он считается смещенным с должности, если за это решение проголосует не менее двух третей от полного состава Совета Республики, а также не менее двух третей от полного состава Палаты представителей. Непринятие Советом Республики и Палатой представителей решения о смещении Президента с должности в течение месяца со дня выдвижения обвинения означает отклонение обвинения [1]. Неопределенность в политическом процессе не может продолжаться бесконечно долго: это создает ряд проблем различного характера, может привести к политическому кризису и обострению социальной напряженности в стране, поэтому, несмотря на фактическое отсутствие решения о смещении Президента с должности, оно считается принятым не в пользу такого смещения.

На основании проведенного исследования можно сделать следующие выводы:

1. Фикция как средство юридической техники обладает следующими основными признаками:

– заведомая ложность;

– неопровержимость;

– нормативность;

Намеренная деформация действительности (искусственное уподобление и приравнивание различных и даже противоположных понятий и обстоятельств; признание реальными несуществующих обстоятельств и отрицании существующих; признание существующими обстоятельств и ситуаций до того, как они стали существовать на самом деле или признание того, что они возникли позже, чем это было в действительности). Правовая фикция выполняет функцию по охране различных интересов и функцию процессуальной экономии, способствуя быстрому и правильному разрешению дела по существу и повышая эффективность и качество правового регулирования, поэтому играет исключительно положительную роль. Итак, правовая фикция – это средство юридической техники, с помощью которого в правовых нормах закрепляется заведомо ложное неопровержимое положение, определенным образом деформирующее действительность в целях охраны различных интересов (личности, общества и государства). При этом анализ фикций, содержащихся в памятниках отечественного права, обладает как теоретической, так и практической значимостью, позволяя увидеть предпосылки и условия, повлекшие их возникновение, способы формулирования норм, эволюцию той или иной фикции, ее развитие во времени, сохранение либо исчезновение – при возможности урегулирования той или иной ситуации при помощи обычных правовых средств (императивных нормативных правил, предписаний, фикцию не содержащих). Все это дает современному законодателю неоценимый практический опыт и позволяет выработать рекомендации по оптимальному использованию юридических фикций при формулировании норм законодательства в будущем. Если в достатутном периоде развития отечественного законодательства фикции использовались исключительно редко, то с принятием первого Статута Великого княжества Литовского (далее – ВКЛ, Княжество) в 1529 году, когда писаное право стало главным источником права, число юридических фикций, зафиксированных в законодательстве, значительно увеличилось. Статут ВКЛ 1529 года содержал больше юридических фикций, чем было использовано за всю предшествующую ему историю развития отечественного права, а большинство фикций, применение которых в дальнейшем осуществлялось в Статутах 1566 и 1588 годов, впервые были использованы законодателем при разработке норм именно первого Статута ВКЛ. При этом анализ привилеев и постановлений, действовавших наряду со Статутом 1529 года, показал, что данные документы не содержали норм, сконструированных при помощи юридических фикций.