Актуальность темы исследования. Правовая наука в целом и теоретическое правоведение в частности находятся только в начале долгого пути поиска собственной идентичности. Прошедшее десятилетие постсоветского развития российского общества показало, что утвердившийся идеологический плюрализм побуждает правоведов искать новые, нетрадиционные для советского менталитета выходы из того тупика, в котором оказалась правовая наука в результате многолетнего "пережевывания" догматов марксизма. На этом неизведанном пути наше правоведение подстерегают, по крайней мере, две опасности, которые можно условно обозначить как "сциентизация" и "идеологизация". "Сциентистский" вариант развития науки в соответствии с современными западными интеллектуальными технологиями (в духе аналитической философии) чреват забвением ценностной составляющей гуманитарного знания, без которой невозможно его полноценное существование. "Идеологизированный" вариант, основанный на некритическом заимствовании западной, прежде всего, либеральной правовой идеологии и подчинении ей науки, или на таком же некритическом стремлении вернуться в прошлое путем реанимации правовых ценностей русского традиционализма, ведет к субъективизму и размыву критериев научности.
Наиболее предпочтительным представляется такой путь эволюции отечественной правовой мысли, когда современные научные методологические приемы познания правовой действительности (достижения западной философской мысли) служат сохранению, укреплению и развитию отечественных социокультурных ценностей. Движение в западном направлении заметно. Даже правовые теории, базирующиеся на марксистской идеологии, подверглись существенной модернизации по западным образцам. На сегодняшний день ортодоксальных марксистов (в смысле советской ортодоксии) практически не осталось. Но стремление сочетать метод диалектического материализма с западными либеральными ценностями (например, с естественными правами человека) не может привести к целостной научной концепции в связи с принципиальной методологической несовместимостью этих разнородных начал. Более отрадным, по мнению диссертанта, является тот факт, что в правоведении усиливается интерес к интегральной юриспруденции, которая на основе диалога с различными школами в правоведении стремится обосновать целостную концепцию права, свободную от основных недостатков, характерных для правовой теории эпохи "советского модерна". В той или иной мере эту тенденцию разделяют многие серьезные ученые. Представленное в настоящем диссертационном
Наступление Нового времени в Европе ознаменовалось радикальным изменением правопонимания, а точнее, — понимания социальных норм вообще. Строго говоря, именно в это время право и становится самим собой, раскрывает свое существо как формальное равенство, общеобязательность которого гарантируется публичной политической властью. «Только в условиях товарного хозяйства рождается абстрактная правовая форма, то есть способность иметь право вообще отделяется от конкретных правопритязаний» [7, с. 110].
Однако невозможно не заметить, что именно абстрактность правовой формы вплоть до сегодняшнего дня приводит широкие социальные слои к неприятию права как инструмента регуляции: на протяжении всего Нового времени формальное равенство противопоставлялось материальному, причем материальное безоговорочно предпочиталось. Последнее вполне понятно, поскольку число обездоленных (часто в смысле собственности — лишенных доли материальных благ, всегда — в психологическом смысле, то есть получивших ощутимо меньше, чем другие) значительно превышало количество тех, кто оказался своим «на празднике жизни». В этой ситуации принцип формального равенства воспринимался большинством как средство манипуляции со стороны материально и властно обеспеченных слоев.
На таком фоне особенного внимания заслуживает американский опыт победы идеологии абстрактной справедливости над идеологией конкретного жизнеутверждения. С нашей точки зрения, именно так и следует толковать историю противостояния последователей исторически реального общественного договора, последователей переселенцев с «Майского цветка», с жителями южных колоний, возникших ради удовлетворения коммерческих интересов. При этом, как известно, южане бывали людьми приятными во всех отношениях, в том числе и в отношениях со своими рабами, а история Севера насыщена бесчеловечностью. Тем не менее, очевидно, что развитие тенденций, заложенных отцами-основателями, привело к сближению формального и материального равенства за счет актуализации последнего. Для западноевропейских стран мы можем говорить о таком сближении как факте после Второй мировой войны и — особенно — ближе к концу ХХ века. Для большей части человечества подтверждение формального равенства материальным благосостоянием — лишь дело возможного (то есть не обязательно реального) будущего. Тем не менее отметим признание принципов правового регулирования как одной из необходимых предпосылок
Слово власть широко используется с давних времен как в обыденном языке, так и в философско-политическом дискурсе. Попытка дать концептуальное определение власти в рамках философско-политического анализа предпринималась уже древними мыслителями, и, видимо, они ближе всех остальных прикоснулись к тайне власти, к непостижимой "тайне гражданского повиновения". Однако, природа власти остается до сих пор загадкой для ученых-обществоведов и философов. Парадокс власти ими по-прежнему не разгадан.
Хотя работы Ханны Арендт (1906-1975) восприняты как экстраординарное достижение ученого, прежде всего потому, что она развивала свою философию политического с ориентацией на греческий полис, что вызывало в свою очередь обвинения ее в "грекофилии" и сомнения в способности данной политической философии дать хоть в какой степени жизнеспособное определение власти и политики, многие рассматривают ее как "теоретика политической власти.
Ханны Арендт была теоретиком "позитивной" власти, для которой проблемы политического участия и гражданского содействия занимали центральное место и для которой юридические стратегии на ограничение государственной власти, разрабатываемые либеральными мыслителями, не были основными.
Арендт поставила под сомнение классическую постановку вопроса о власти, согласно которой власть представляет собой совокупность политических институтов, посредством функционирования которых одни социальные группы получают возможность навязывать свою волю другим и действовать в соответствии с так называемыми общими интересами [11, c.74].
Арендт заявила, что в современных условиях общественно-политического развития, говоря о власти, задаваться вопросом " кто кем управляет", по меньшей мере, не правильно. Власть не есть собственность индивидуума, но находится в полном соответствии с человеческой способностью не просто действовать, а действовать совместно, а потому традиционный анализ институтов государства не только не исчерпывает
Появление коммуникативной теории права А. В. Полякова – это не только личное достижение ее автора, результат его успешной диссертационной работы по теории права, но и важное событие для всей российской теоретико-правовой науки. Значимость, научная ценность и высокая степень разработанности коммуникативной теории права позволяют поставить ее в один ряд с либертарной теорией академика В. С. Нерсесянца и правовыми теориями ряда зарубежных авторов. Концепцию права А. В. Полякова отличает основательность: она базируется на прочном философском, социологическом, теоретико-правовом и историческом фундаменте, на трудах представителей различных правовых школ, как российских, так и иностранных. В рамках своего исследования А. В. Поляков стремится совместить разные методологии, приемы, способы познания, отражающие многообразие аспектов правовой действительности. Позитивным моментом, с нашей точки зрения, является также стремление автора сформировать на основе диалога различных школ и течений современного правоведения новый, интегральный тип правопонимания [18].
Не умаляя заслуги А. В. Полякова в возрождении коммуникативного подхода в российской юридической науке (в зарубежной науке коммуникативный подход давно получил признание, прежде всего благодаря работам И. Канта, представителей марбургской школы права, Н. Лумана, Ю. Хабермаса и др.), обратим внимание на некоторые недостатки, спорные моменты его воззрений.
Во-первых, субъективное право, определяемое А. В. Поляковым как эйдетический центр права, при всей его значимости не является самоценным элементом, а принадлежит субъекту права и, как всякая принадлежность, существует в рамках и по законам целого. Автор коммуникативной теории стремится преодолеть упрощенный, односторонний технико-правовой взгляд на право, навязанный юридической науке позитивизмом, чтобы сформировать основы единой (интегральной) концепции права, однако замена им юридической нормы субъективным правом не решает данную проблему. А. В. Поляков, как и представители юридического позитивизма, в качестве точки отсчета, центра координат для права берет юридическое средство, правовой инструмент коммуникации, а не того, кто этим инструментом пользуется в своих целях. Как представляется, исходный пункт, избранный А. В. Поляковым, не выражает истинную сущность правовой коммуникации. Можно предположить, что такой отправной точкой для правовой коммуникации
В рамках коммуникативной концепции правопонимания право рассматривается как включающее в себя и идеальное, и материальное, рациональное и иррациональное, должное и сущее, объективное и субъективное, «естественное» и «сконструированное», статичное и деятельностное. Природа права не сводима ни к каким искусственным конструкциям и социокультурным закономерностям. Право может возникнуть как в государстве, так и непосредственно в обществе. При этом, условием правогенеза (возникновения права) является не возникновение государства, а формирование психосоциокультурных реалий, имеющих коммуникативную направленность, в которых находят свою объективацию правовые тексты, правовые нормы и правовые отношения, порождаемые интерсубъективной (коммуникативной) деятельностью членов социума.
Право одновременно представляет собой идею и текст, норму и правоотношения, императивно-атрибутивные переживания и социализированные ценности. Ни одно из этих положений не истинно (т.е. не может быть сведено к праву в целом) в своей отдельности и отвлеченности, только в рамках целостного восприятия права они приобретают эйдетический смысл.
По мнению А.В. Полякова, правом закон будет являться в том случае, если он обеспечивает правовую коммуникацию, т.е. перевод информации о праве в предусмотренное правовыми нормами поведение.
В свою очередь правовая коммуникация складывается из рациональной и иррациональной составляющих.
Рациональная составляющая (собственно коммуникация) предполагает объединение информационного воздействия и манипулятивного (поведенческого) воздействия.
Так, например: приказ «Встать!» — выполняется военными, сотрудниками милиции, поскольку оказывает на них соответствующее манипулятивное (поведенческое) воздействие. Подобный приказ, отданный в гражданской среде указанного воздействия, как правило, не имеет.
Какая же коммуникация является правовой? Правовую коммуникацию от неправовой, по мнению А.В. Полякова, отличает наличие «эйдоса» — правового смысла (субстанции), придающего коммуникации правовой характер.
Так, например эйдосом часов является время, следовательно неработающие часы эйдоса не имеют.
1. Пашуканис Е. Б. Избранные произведения по общей теории права и государства. М.: Наука, 1980. 271 с.
2. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Киев.: Политиздат Украины, 1982. Т. 46. Ч. 1. XXVI. 515 с.
3. Гоббс Т. Сочинения: В 2 т. М.: Мысль, 1989. Т. 1.
4. Локк Дж. Избранные философские произведения: В 2 т. М.: Издательство социально-экономической литературы, 1960. Т. 2. 532 с.
5. Бергер П. Л., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Моск. филос. фонд и др., 1995. 322 с.
6. Рорти Р. Демократия и философия // http://www.bim-bad.ru/biblioteka/article_full.php?aid=923&binn_rubrik_pl_articles=69 (Дата обращения: 08.08.09).
7. Поляков А. В. Коммуникативная концепция права: Проблемы генезиса и теоретико-правового обоснования: Дис. … д-ра юрид. наук в форме научного доклада. СПб., 2002. 35 с.
8. Честнов И. Л. Право как диалог: К формированию новой онтологии правовой реальности.СПб.: С.-Петерб. юрид. ин-т Ген. прокуратуры Рос. Федерации, 2000. 103 с.
9. Честнов И. Л. Истоки права // Истоки и источники права. Очерки / Под ред. Р. А. Ромашова и Н. С. Нижник. СПб., 2006. С. 22–78.
10. Бурдье П. За рационалистический историзм // Социо-Логос постмодернизма’97. Альманах Российско-французского центра социологических исследований Института социологии РАН. М.: Институт экспериментальной социологии, 1996. С. 9–29.
11. Антонов М. В. О коммуникативной теории права Андрея Васильевича Полякова // Рос. юрид. журн. 2015. No 6.
12. Антонов М. В. Об интегральной юриспруденции и энциклопедии правоведения // Энциклопедия правоведения или интегральная юриспруденция? Проблемы изучения и преподавания / отв. ред. В. Графский. М., 2013.
13. Кравиц В. Юридическая коммуникация в современных правовых системах (теоретико-право - вая перспектива) // Правоведение. 2011. No 5.
14. Поляков А. В. Коммуникативная концепция права (генезис и теоретико-правовое обоснование): дис. ... д-ра юрид. наук в виде научного доклада. СПб., 2002.
15. Поляков А. В. Коммуникативное правопонимание: избр. тр. СПб., 2014.
16. Поляков А. В. Общая теория права: курс лекций. СПб., 2001.
17. Поляков А. В. Прощание с классикой, или Как возможна коммуникативная теория права // Рос. ежегодник теории права. 2008. No 1
18. . Нерсесянц В. С. Философия права: учебник для вузов: для студентов высших учебных заведений, обучающихся по юридическим специальностям. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Норма, 2006. - XII, 835 с.
19. Пашуканис Е. Б. Избранные произведения по общей теории права и государства. М.: Наука,1980. 271 с.
20. Рорти Р. Демократия и философия // http://www.bim-bad.ru/biblioteka/article_full.php?aid=923&binn_rubrik_pl_articles=69 (Дата обращения: 08.08.09).
21. Соловьев Э. Ю. Феномен Локка // Прошлое толкует нас. М., 1991. С. 146–166.
