Неомарксизм: теория социального действия Ю. Хабермас

Юрген Хабермас родился в Дюссельдорфе, но вырос в маленьком городке Гуммерсбах, где его отец, Эрнст Хабермас, был управляющим местного отделения торгово-промышленной палаты. Юрген — инвалид по рождению, родился с волчьей пастью, и общение с людьми для него долго было необычайно трудным — именно это впоследствии сыграло большую роль в его интересе к философии коммуникации. Но две тяжёлые корректирующие операции ещё в детстве позволили ему общаться с людьми. Отец Юргена был членом НСДАП, а Юрген, несмотря на известное отношение нацистов к инвалидам, cтал убеждённым членом гитлерюгенда. Именно эта его убеждённость позволила ему рассматривать победивших во второй мировой войне и оккупировавших Германию американских военнослужащих, среди которых тогда было очень много марксистов, как высшую расу. Поэтому его марксизм, как он признавался, вначале был чисто подражательным, и он до сих пор остался американофилом. Таким образом, «культурный марксизм», проявлением которого является доминирование философии Хабермаса в ведущих университетах США, имеет чисто американские корни. При этом сторонником философии Хабермаса представлял себя, например, нещадно критикуемый Хабермасом Барак Обама. Хотя Хабермас даже официальными лицами Германии признаётся самым крупным из ныне живущих философов мира и гордостью немцев как нации философов и поэтов, но в реальности его влияние в германской философии значительно меньше, чем в философии американского континента и даже многих других европейских стран.[3]

Отчуждение, по мнению К. Маркса и Ф. Энгельса, начинается вместе с разделением труда. Первое разделение труда имело место уже в первобытном обществе в виде обмена произведенными продуктами между земледельцами и скотоводами. Развитая форма экономического отчуждения обнаруживается в капиталистическом обществе, когда человек перестает быть целью производства, становится не просто придатком машины, а средством получения прибыли. Из процесса труда исчезает духовная составляющая, ориентирующая человека на самосовершенствование. Выполняя однообразную работу, человек растворяется в конечном продукте, не получая духовное удовлетворение от результатов своего труда. 

Отчужденное общество также являет себя в склонности стирать границу между высокой культурой и повседневностью: религиозная атрибутика низводится до предмета украшения, поэтическая форма до изложения рекламы и т.д. Маркузе называет это явление «художественным отчуждением» [7]. Если само искусство, в котором сублимировались идеалы и гуманные образы, уже было отчужденным в силу своего противостояния обыденности и «камерной» направленности, то в современном мире оно есть двойное отчуждение, отрицание самого отрицания повседневности. Этим явлением культура становится частью массового коммерческого проекта.

Не способный к критическому восприятию, образ мышления замкнут и однотипен, а труд механистичен и однообразен. Рабочий класс, согласно Маркузе, утрачивает свой «революционный дух», продолжая вкладывать свою производительную силу в господствующее над ним теперь уже автоматизированное производство. Оперируя категориями, которые использовал К. Марс, размышляя о соотношении в технологическом прогрессе рабочего времени к затрачиваемому труду, Маркузе приходит к выводу, что явление противостояния автоматизации как следствия безработицы и упадка производительности труда регулируется и решается потребительским спросом. Современный человек более заинтересован в приобретении и потреблении материальных благ, чем ранее пролетарий, зарабатывающий на скромную еду. Царство необходимости торжествует, основываясь на экономических интересах идеологической господствующей системы. Выход из такого губительного положения общества Маркузе видит в освобождении от тисков необходимости и «базовых» нужд посредством правильно управляемой техники, которая должна удовлетворить насущные потребности человечества и рассчитать «минимум труда». То есть основной парадокс заключается в том, что техника есть одновременно и причина упадка и стимул к росту. Нужно примирить природу и цивилизацию – вот краеугольный камень учения Г. Маркузе, «прорыв» к освобождению. Хотя, как с иронией отмечает Ю. Давыдов в «Критике социально-философский воззрений Франкфуртской школы», пессимистический радикализм Маркузе вызывает большое недоверие, когда предлагает какие-либо выходы из «насквозь отчужденного мира» и «однотипных людей» [11].